"Ольга Ларионова. Выбор (Журнал "Аврора")" - читать интересную книгу автора

сбереженный запас моей информации... Так?
- Так. И даже с довеском в виде правил безопасности при работах на
поверхности Марса, скажем, - такие вкладыши не противоречат врачебной
этике. А действительно, не впечатать ли их тебе завтра, раз уж ты будешь в
мнемокресле?
- Стоп, доктор Уэда! Все не так. Не отшучивайся. Ведь ты сейчас
фактически признал, что я, вот этот самый "я" - не нужен! Он перестал быть
ценностью, точкой приложения врачебной этики! Ведь у вас есть тело -
донор, и дух - запись памяти. Зачем же вам ремонтировать меня, весьма
поношенную биомашинку, с которой хлопот не оберешься, когда достаточно
совместить то, что имеется в ваших кладовых, и готов новенький Дан
Арсиньегас? Дух тот же, тело намного здоровее - врачебная этика должна
быть "за", да еще и обеими руками. А может, вы уже так и делаете, а,
эскулапы? Может, настоящий-то Арсиньегас уже валяется где-то в холодильной
камере - на всякий случай?
Сидней устало пожевал губами - очень не хотелось признаваться в
ограниченности своего могущества.
- Видишь ли. Дан, вся твоя тирада не имеет смысла, потому что мы не
умеем этого делать... Ну да - совместить тело, а точнее - мозг донора с
записью пси-структуры оригинала, то есть с памятью хозяина, до сих пор не
удалось. Почему? Спроси что-нибудь полегче. Ведь мы не можем спасать
пациентов, у которых необратимо поражен мозг. Переносим от донора все
серое вещество - работа ювелирная, вживление полное, а как доходит до
наложения на него памяти - тупик...
- Отмирание коры?
- Ну, с этим мы умеем бороться. Здесь другое. На общедоступном языке -
квазилетаргия. Мозг донора никакими силами нельзя разбудить. Не желает он
просыпаться. Не желает!
- Слушай, Сид, - Дан схватил своего друга за лацканы белого халата, -
слушай, эскулап-недотепа! Во мне взыграл прирожденный экспериментатор, а
это верный признак, что решение где-то у нас под носом. Ты говоришь -
отпуск? Я беру два месяца, и мы запираемся у тебя в лаборатории. Да не
бойся - не буду я приставать к тебе, чтобы ты свел меня на брудершафт с
моим донором. Пусть дрыхнет себе в морозилке, стережет все мое жизненно
важное. Займемся делом, и я клянусь тебе, Сидней Дж., мы эту задачку
расколем! Ну, решайся, увалень!
Сидней Дж.Уэда осторожно высвободил свой халат. Так и есть: лацканы
словно корова изжевала. Навязался... экспериментатор!
- Ну что ты на меня напрыгиваешь? - проговорил он как можно
миролюбивее. - На этой задачке, как ты изволил выразиться, мировые светила
- не нам чета! - себе лбы порасшибали. И потом, завтра я уезжаю.
Стажировка во Всемирном донорском центре. Это месяца два с половиной, не
меньше. За это время ты как раз успеешь охладеть к этой проблеме.
Дан свесил голову на правое плечо, задумчиво оглядел Сиднея. Потом то
же самое, но уже справа. Как же мы дразнили его до четвертого класса? "Не
напрыгивай на меня..." Ну, конечно, Винни-Пух. А вот с четвертого по
седьмой его именовали не иначе как Сидней Дж.Мясокомбинат. Потом,
естественно, его звали Портосом - это до девятого. А потом никак не звали.
Он стал уж так неприметен, несмотря на свой рост и упитанность, что не
заслужил даже очередного прозвища. А как тогда звали меня? Естественно,