"Ольга Ларионова. Обвинение (Журнал "Аврора")" - читать интересную книгу автора

сверху сучьев, что было неудивительно, потому что на однотеневках всегда
дуют такие ветры, которые унесли бы всю листву, не будь она прикрыта
сверху каркасом из сучьев. О том, чтобы пробираться сквозь такие джунгли,
не могло быть и речи - их надо было просто резать струей плазмы.
Феврие проверил еще раз надежность креплений, запустил по паре
разведчиков на теневую и солнечную стороны и, не будучи педантом, разрешил
Реджи Скотту и Гроннингсаетеру выход на поверхность - разумеется, в легких
скафандрах. И на этот раз Грог повел себя вполне пристойно, если не
считать того, что он порывался пожать Скотту руку и поздравить с
приземлением на "эту тарелку". Все новички считали хорошим тоном называть
Землю - "базой", а все прочие планеты - "тарелками". Феврие этого не
терпел.
Кому-то надо было оставаться на корабле, и я возился у пульта, запуская
всевозможные автоматические станции и самоходные исследовательские
комплексы, а когда поднял глаза на экран внешнего обзора, то увидел, что
Реджи и Грог сидят на камнях, а перед ними стоит маленький уродливый
человечек в маскарадном костюме. Вся одежда его была сшита из ярких
лоскутков, она обтягивала его щуплое тельце, словно наряд Арлекина, и
колпачок чудом удерживался у него на макушке; тоненькие ручки и ножки
как-то болезненно контрастировали с широко развернутыми плечами и
непомерно развитой грудной клеткой.
- Скотт, Гроннингсаетер, - немедленно на корабль! - крикнул командир у
меня над ухом. Я подумал, что кричит он зря - как-никак, а контакт уже
состоялся. Но он, видимо, боялся за Грога - вдруг тот от восторга
что-нибудь выкинет.
Двое в скафандрах побежали к кораблю, пригибаясь под сильным ветром, а
человечек растерянно взмахнул руками, потерял равновесие и упал, а потом
вдруг пополз следом за бегущими, стараясь прятаться от ветра за большими
камнями.
Реджи и Грог затопали в шлюзовой. Мы с командиром не отходили от экрана
- маленький человечек все еще полз к кораблю, и нам теперь было хорошо
видно его остренькое личико с лиловыми губами и громадными синяками, какие
бывают у детей, страдающих острым пороком сердца. Личико было искажено
такой обидой и такой отчаянной решимостью, что Феврие не выдержал и
принялся натягивать скафандр.
Когда он спустился по лесенке, человечек прополз уже половину
расстояния, отделявшего его от корабля. Теперь он был полон такой мрачной
непреклонности, что у Феврие вряд ли оставались сомнения в его кровожадных
намерениях. Я видел своего командира во многих передрягах, но таким
озадаченным мне не часто приходилось его наблюдать. Действительно, на нем
был сверхпрочный скафандр, уязвимый разве что для лазера среднего калибра,
и десинтор среднего боя на поясе, но человечек, надвигающийся на него, был
безоружен, полугол и чуть ли не вдвое меньше его самого, и ни при каких
обстоятельствах Феврие не смог бы и пальцем тронуть этого безрассудного
малыша.
А человечек, преодолев последний метр, издал пронзительный тоненький
вопль и мертвой хваткой вцепился Феврие в ногу. Мы замерли у экрана. Но
маленький арлекин, закрепившись на занятой позиции, немного передохнул, а
потом вдруг полез по нашему командиру, как медвежонок по дереву. Он
вскарабкался на плечи Феврие, внимательно всмотрелся в огромное для него