"Ольга Ларионова. Соната звезд. Аллегро" - читать интересную книгу автора

они дошли бы только до первого пустошанского корабля, а там Курт засел бы
под его дюзами с каким-нибудь одержимым механиком вроде него самого, так что
пришлось бы вытаскивать их при помощи космодромного автопогрузчика - при
условии, что таковые у пустошан имеются.
Как-никак, а Гедике был профессиональным космическим гонщиком. И в этот
рейс он пошел только потому, что Рычин взял его за шиворот, привел к
"Молинелю" и без объяснений запихнул в люк. Лишних слов не требовалось -
слишком давно они с Гедике были друзьями, и теперь Рычину достаточно было
сказать, что ему нужен второй пилот, которому он верил бы, как самому себе.
Гедике понимал, что без достаточных оснований Михаила не пошел бы на замену
второго пилота. Он ни о чем не спросил.
Но достаточных оснований у Рычина не было.
Просто накануне отлета в Нолане, и без того скрытном и молчаливом,
произошла неуловимая перемена - он как будто бы стал еще молчаливее и
непроницаемее, хотя и раньше был пределом замкнутости. Этот предел и не
позволил никому, кроме штурмана, заметить, что у командира внутри как будто
бы образовалась раковина, грозящая неожиданным изломом.
Рычин доверял своей интуиции, как Шантеклер - восходу солнца. Он
попросил знакомого диспетчера, и тот, сверившись со всеми оперсводками по
обжитой Галактике, сообщил ему, что несколько часов назад был принят SOS -
во время старта с Земли Атхарваведы взорвался реактор планетарной тяги на
малом сухогрузе "Бинтуронг". Все находившиеся на корабле - четверо, летчиков
и одна пассажирка - погибли. Вот и всё.
Тогда Рычин покинул космодром, смотался в Вормс и извлек Курта прямо
из-под арки древних кирпичных ворот, где тот, обдумывая предстоящие гонки,
бессознательно копировал гримасу надвратной геральдической маски. Рычин
привел Курта, и Нолан ничего не сказал, только кивнул.
А Гедике тем более не мог ничего узнать о Нолане - до этого они летали
вместе всего один раз, да и то в незапамятные времена. Поэтому он только
связался с диспетчером и попросил вычеркнуть свое имя из списка участников
олимпийской гонки "Нептун - 89-й буй", принял вместе с Рычиным
соответствующую (и, естественно, запрещенную) дозу антисонтороина, после
чего все шестнадцать дней полета до Белой Пустоши оба не смыкали глаз, даже
когда сменялись с вахты. Если бы Нолан был прежним Ноланом, то он заметил
бы, что его опекают, как больного. Но он молчал и вел корабль от одного
подпространственного броска к другому еще точнее и безукоризненнее, чем
когда бы то ни было. Под конец перелета Рычин начал сомневаться, а правильно
ли он сделал, затащив Гедике на "Молинель", - командир был непогрешим, как
автомат. Он не то что не сделал ни одной ошибки - он не позволил возникнуть
подозрению, что такая ошибка возможна .хотя бы теоретически.
Но для Гедике, глядевшего на все непривычным оком новичка, превращение
командира в ходячую вычислительную машину было просто страшным. На
шестнадцатый день нервы у Курта были напряжены так, словно он участвовал в
гонках на неизвестной ему машине, да еще с роботом вместо водителя, а сам
выполнял роль балласта.
Рычину было больно за Нолана, Курту - страшно за всех троих.
Но вот этот перелет, со стороны глядеть - такой благополучный -
окончился, их крошечный "Молинель" был бережно взят на гравитационный буксир
и тихонько опущен на разрисованный шоколадными узорами пустошанский
космодром. И вот они сидят в невероятно, удручающе великолепном холле