"Антонио Ларрета. Кто убил герцогиню Альба или Волаверунт " - читать интересную книгу автора

во мне густой осадок минувшего; донесение оказалось успокаивающим, потому
что после всех сплетен, разбежавшихся, как огонь по хворосту, после нависшей
угрозы скандала, после тревоги первых дней расследования, после мрачных
предчувствий и ожидания всего самого худшего, оно принесло мне безмерное
облегчение. Все вернулось на круги своя, порядок был сохранен в
неприкосновенности, а ведь сохранение порядка и составляло мои обязанности
перед короной и перед моим любимым сеньором Карлосом IV; рассеялись все
тени - не только те, которые злонамеренно и каверзно затрагивали особу самой
королевы по причине ее постоянного соперничества с герцогиней де Альба, и
затрагивали также меня из-за того, что Каэтана поддерживала партию,
враждебную моей[23] (в ту эпоху любой скандал неизбежно касался нас всех),
но и те, которые менее заметно, но более опасно и близко затрагивали другое
значительное лицо; его причастность к загадочной и странной смерти, не
говоря уже о преднамеренном убийстве, явилась бы настоящей трагедией для
чести Испании. Но мне кажется, я опять предвосхищаю события.
Приказ о тщательном расследовании причины смерти герцогини был отдан
самим королем, и я, не уклонившись ни на йоту от веления долга, принял все
меры к его исполнению, не оставляя без внимания некоторых подсказок и
рекомендаций, полученных мною по ходу расследования, но вместе с тем и не
ограничивая себя в принятии окончательного решения: исключить из донесения
некоторые высказанные во время допросов крайности по причине их
несостоятельности, а также из-за того, что они способствовали бы
распространению новых сплетен и подозрений. Поэтому если тщательность
расследования своевременно и была дополнена строгостью цензуры, то это
делалось лишь с целью избавить корону от неприятностей еще больших, нежели
те, которые уже побудили к действию самого короля. И вот результат:
достигнутое облегчение, возвращение вод в свое русло, профессиональный и
лаконичный тон донесения, о который должны разбиться и рухнуть, потеряв
силу, как злостные умыслы клеветы, так и безобидные проявления праздного
любопытства. Дело было официально прекращено.
Однако это не могло успокоить мою совесть, даже напротив, ведь я знал,
что донесение было намеренно неполным, что некоторые важные данные были
сокрыты - мной самим! - а выводы были не то чтобы необоснованными или
недостаточно ответственными, они были просто-напросто плодом подтасовки. Вот
почему, читая донесение, я испытывал противоречивые чувства: вновь
переживаемое облегчение - и пришедшее теперь беспокойство, старое
удовлетворение от выполненного перед моим сеньором долга - и новое осознание
моей ответственности за ту неправду, которая содержалась в документе, даже
если она заключалась просто в умолчании[24]. Столько лет прошло, и вот
беспокойной ночью на вилле Кампителли я перечитывал донесение, и во мне
непостижимым образом оживали эти противоположные чувства, будто снова
вернулось то время, будто снова прошло лишь несколько дней после смерти
Каэтаны, и к страху, охватившему меня, когда я узнал, в какой форме
протекала ее агония, снова добавилось ползущее по дворцу шушуканье,
сочившееся ядом извращенного воображения, вновь превращавшего нас, "старуху
и любовника" (как безжалостно называли королеву и меня кучки людей,
собиравшихся на площади Пуэрта дель-Соль, в закоулках вокруг нее и на улице
Пасео), в злоумышленников, задумавших отравление[25]; и еще больший страх:
как бы при доказательстве нашей невиновности не возник вдруг, как чертик из
табакерки, другой подозреваемый, которого я сам и, еще ужаснее, сама