"Александр Ласкин. Дом горит, часы идут (Документальный роман)" - читать интересную книгу автора

Такой молодец этот Коля. Косой взгляд еще не задел знакомого, а он уже
пытается ему помочь.
Наверное, дело в том, что для него нет чужих. Пусть отношения далекие,
а он ощущает ответственность.
Причем за евреев переживает больше всего. За самых бедных и за самых
богатых.
Ведь тем, кто их не любит, все плохо. Не только когда много денег, но
когда их совсем нет.
То есть когда нет, возникает подозрение, что есть. Якобы дырявые
карманы лишь для отвода глаз.
Есть такая формула: "двести лет вместе". Это, согласитесь, не то же,
что "столько-то лет сообща".
Трудно не заметить тут каверзу. Ведь бывает, что рядом, а на самом деле
врозь.
Люди в коммуналке существуют бок о бок. Порой разозлятся и что-нибудь
подсыплют в кастрюлю.
Конечно, Коле ближе "сообща". Тем более что в Лизином доме именно так и
живут.
Его тесть, Максим Калиновский, белорусско-литовского происхождения, а
теща Генриетта - из многочисленной фамилии Бинштоков.
Ну а Лизин дед, Лев Моисеевич, не просто еврей, а еврейский публицист.
То есть еврей не только по крови, но и по занятиям.
Хотя дом большой, но уж очень много представителей. Не ровен час,
кого-то задеть.
Нет, не задевают. В одной комнате становятся на коврик у иконы, а в
другой надевают талес.
Видно, при такой очереди одного доктора недостаточно. Ведь обиженных
много, и говорят они на разных языках.
У житомирских мудрецов есть такая фраза. Не исключено, что родилась она
по сходному поводу.
Как вы помните, изречение умных мыслей - это ритуал. Палец указывает на
обитель высшего авторитета, а затем наступает время итогов.
Вот и сейчас палец поднят, борода взлетела вверх, а глаза сверкают так,
будто узрели истину.
"Любишь жену, - утверждают палец, борода и глаза, - люби и ее родину".
На эти темы Лизин дед переписывался с Иваном Аксаковым. Пытался
втолковать ему, что мир лучше войны.
При этом помните, что это Житомир. В других городах дома в ряд, а тут в
окружении сада и воздуха.
Если окно открыто, то яблоки чуть не нависают над рукописью. Сколько
раз, переполненные зрелостью, они утверждались посреди листа.
Как вам этот аргумент? Лев Моисеевич с удовольствием присовокупил бы
его к своему посланию.
Одно дело - размышлять об органической жизни, а другое - наблюдать,
какая она сочная и спелая.
Можно было бы сказать - округлая, если бы эта округлость так быстро не
исчезала во рту.

3.