"Александр Ласкин. Дом горит, часы идут (Документальный роман)" - читать интересную книгу автора "Вы же должны что-нибудь делать! Или вы будете стоять в сторонке и
смотреть? Или это "не ваше дело". Пускай себе человечество возрождается, а жидов бьют себе на здоровье, как собак?!" Тут низменность опять выступает на первый план. Демонстрирует, что оно знать не знает ни о каких возвышенностях. "Вы во что бы то ни стало желаете, чтобы я был виноват в том, что делают другие?" Все же Лиин жених погибает. Несет полную ответственность за брошенное им в лицо погромщикам: "Звери!" Сперва Березин, как всегда, не решителен. Спешит не принять участие, а поскорее скрыться. Потом понимает, что выхода нет. Что, глядя на все это, только и повторишь: "Это верно". Мол, ничего не поделаешь. Если так повернулось, то правильней будет умереть. 9. Как можно было, не будучи знакомым с Лизой и Колей, сказать о них все? От этой точности даже поеживаешься. Удивительно, что на сей раз высшая сила не скрывает своего присутствия. Причем так, что не спутаешь. Сквозь фамилию "Березин" проглядывает "Блинов", а сквозь имя "Лея" - "Лиза". Еще надо понять такую странность. Если это послание, то почему оно вложено в не самую лучшую пьесу? так ничего подобного. Пару раз Евгений Николаевич спьяну проговаривался. Что-то бормотал о еврейском засилье и косился на соседа по столу. Видно, личность драматурга тут ни при чем, а вкус и вообще - дело десятое. Вряд ли провидение заинтересуется другими текстами автора. Да еще, подобно заядлому редактору, потребует все переписать. 10. С тех пор Колина судьба связана с "Евреями". Он стал не только исполнителем одной из ролей, но заложником этой пьесы. Публика, конечно, ни о чем не догадывалась. Должно было пройти немало времени, чтобы все прояснилось. Другое дело - смыслы, лежащие на поверхности. С этим все настолько ясно, что пьесу запретили. Впрочем, то, что не разрешено в России, за границей немедленно входит в моду. Трудное дело - эмиграция, но порой приятное. Особенно если речь о запретных плодах. На родине они бы читали Горького или Куприна, а тут знакомятся с новинками свободной мысли. Не просто знакомятся, а смотрят на сцене. Существуют так, будто между изданным и неизданным нет никакой разницы. |
|
|