"Александр Ласкин. Дом горит, часы идут (Документальный роман)" - читать интересную книгу автора

тяжело. Тяжело, что мы не вместе, тяжело, что с этим приходится мириться...
Прости, дорогая, что я не могу помочь тебе; впрочем, нет, я не прошу у Тебя
прощения, я прошу только, чтобы Ты постаралась понять меня, и, быть может,
тебе легче станет, я хочу, чтобы Ты поняла меня, потому что слишком люблю
Тебя и тяжело говорить с тобой на разных языках, тем более тяжело, что мы
можем говорить на одном..."
Что говорить, странно. Вот тут Блинов лежит мертвый, а его голос звучит
твердо и уверенно.
Мария Семеновна знала эту его склонность к монологам. Бывало, Коля
встанет в позу и начнет вещать.
Если никто не спорит, все равно продолжает. Уже не столько для
собеседников, сколько для себя.
Она никогда не сомневалась в том, что он прав. Если возражала, то лишь
для того, чтобы не сразу соглашаться.
Еще не хотелось обижать домашних. Иначе что же это выходит: самый
младший в семье, а последнее слово всегда за ним.
Как бы она радовалась, если бы он это не писал, а произносил.
Поглядывала бы на других детей: вот какой у них брат.
Какой такой? Умный, красивый, по любому поводу имеющий свое мнение.
Особенно хорош был сын с бурной шевелюрой и в артистической куртке.
Многие принимали его за писателя или художника.
Теперь-то ясно, что он сочинил свою жизнь, а для этого нужно не меньше
усилий, чем для поэмы или романа.
Как всякий автор, Коля не терпел, когда что-то делают за него. Ну там,
подправят или впишут.
Если жизнь - это текст, то он отвечает за все. Какую-нибудь запятую
считает своим достижением.
По этому поводу есть мнение одного мудреца. Тоже, кстати, из породы
овцеводов, патриархов и царей.
"Мне кажется, смерть художника не следует выключать из цепи его
творческих достижений, а рассматривать как последнее, заключительное звено".
Конечно, Мария Семеновна думала другими словами, но общий смысл был
примерно такой.
Кстати, мудрец тоже не знал эту историю, но его фраза включала в себя
житомирского студента.
Даже о художнике сказано, как видите, к месту. Сразу видишь Колин
свободный жест.
Чему, впрочем, удивляться? Ведь не только Блинов всех людей, живущих на
свете, воспринимал как близких себе.

31.

Хотя Мария Семеновна была готова со всем заранее согласиться, но что-то
ее смущало. Хотелось спросить Колю: почему он так говорит?
Особенно удивляло это место: "Для того, чтобы Ты могла понять меня
вполне, вспомни, чему Ты меня учила, как воспитывала. Я не раз перебирал в
уме эпизоды из своего детства, свою гимназическую жизнь... Ты не могла мне
дать того воспитания, которое принято называть блестящим, но Ты дала мне
больше, гораздо больше, ты дала мне часть своей чуткой любящей отзывчивой
души, и всем, что во мне есть хорошего, я обязан Тебе, дорогая".