"Александр Ласкин. Дом горит, часы идут (Документальный роман)" - читать интересную книгу автора

не еврей.
У Срулика тоже были кое-какие варианты. При его росте легко спрятаться
в бочке или колодце.
Хоть и во спасение эта хитрость, но они поступили иначе. Добровольно
отдали себя на растерзание.
Остается только вытереть слезы. Думать о том, что прежде была надежда,
а теперь ее нет.
К сожалению, о похоронах осталось сказать немного. Что-то было в
архиве, но кто-то эти документы изъял.
Говорят, существовала папка: "Демонстрация, вызванная похоронами
Блинова".
Открыли, а там ни листика. Словно знали, что через много лет ее
попросят показать.
Так что придется представить собравшихся на другой день печальных
людей.
Из евреев тут только те, кто неделю назад катался на лодке. Другие их
соплеменники этот день провели за молитвой.
Не только в том дело, что суббота. Просто отчаяние выражает себя
по-разному.
Кто-то обращается к Богу, а кто-то друг к другу. В зависимости от того,
кому доверяет больше и как скоро надеется получить ответ.

35.

Прошло всего несколько дней после погрома, а Министерство внутренних
дел уже тиснуло свою версию.
Вот это, знаете ли, маэстрия. Рядом не находились, а все могут
рассказать от сих до сих.
Сразу видно: хорошо потрудились. Бумага вышла такая, что не оторвать
глаз.
Причем все без исключения отменного качества. Не только общий сюжет, но
каждый характер.
Кое-что присочинили, но и факты пригодились. К примеру, фамилии взяли
из казенных бумаг.
Такая старинная русская игра. В зависимости от ситуации называется
"Мертвые души" или "Подпоручик Киже".
Разве в названии дело? Пусть хоть "правительственным сообщением"
именуется, а результат будет один.
Кстати, опубликовано это под шапкой: "В Министерстве внутренних дел".
Что говорить, удивительно. Сразу сообщается, что документ имеет
отношение не к жизни, а к чиновничьим коридорам.
Да еще к бутылочке фиолетовых чернил. В ней, подобно джинну, томятся
сотни незаписанных историй.
Конечно, сочинившему ее чиновнику пришлось повозиться с Блиновым.
Больно он тут не на месте.
Впрочем, особых колебаний не было. Дошел до фамилии, остановился, а
после кляксы продолжил.
Правда, совсем от растерянности не отошел. Поэтому фраза получилась
такая, что не сразу поймешь.
"На восемнадцать убитых евреев три христианина, из которых двое