"Эрик Ван Ластбадер. Черный клинок" - читать интересную книгу автора

должен был тайно прощупать. Предполагалось, что Лоуренсу Моравиа придется
заниматься своего рода шпионской деятельностью, против чего он не возражал.
К тому же Моравиа не чувствовал никаких угрызений совести от того, что
при удобном случае он должен будет устранить Нишицу. Ведь этот человек
погубил стольких людей, что уже и невозможно было удержать в памяти их
число. Более того, держа в своих руках бразды политического правления
страной, Нишицу испортил жизнь бесчисленному множеству других людей,
которые даже и не подозревали о том, кто виновник их бед.
Нишицу вел двойную жизнь, как, впрочем, и Моравиа, и вот теперь
Лоуренса Моравиа обвиняют в том, что он выболтал тайну. Вне всякого
сомнения, ситуация сложилась опасная, но в то же время это заставляет
действовать и быть начеку.
Моравиа стоял и смотрел, как прекрасная молодая японка - уже не юная
девушка, но пока еще и не женщина - доливает чай в его чашку. Она
проделывала это, даже не спрашивая его разрешения. Так поступают согласно
истинно японскому обычаю - еще одна из причин, почему его так тянуло в
Японию, когда он был молодым человеком. Потом она, обнаженная, села подле
него в маленькой комнате без окон и сама как бы стала предметом мебели,
находившейся там. Она мило улыбалась искренней и в то же время ничего не
обещающей улыбкой, символизирующей современную Японию. Ему пришло на ум,
что она чем-то напоминает ту молоденькую японку, которую он когда-то, еще
будучи совсем молодым, повстречал в Нью-Йорке. Та девушка выглядела так же
свежо, была такой же желанной и готовой исполнить любую его прихоть. И
находились они тогда в такой же комнате, предназначенной для любви. Глядя
на нее, он каждый раз отвлекался от раздумий, мысленно переносясь назад, в
Японию, и она чуть не убедила его жениться на ней, но он вовремя одумался и
с тех пор больше никогда не помышлял о женитьбе.
Прежде он считал, что длительным отношениям с женщинами мешает его
огромное богатство, но теперь он понял, что причина была не только в этом.
Препятствием стала его вторая - тайная - жизнь, проявлявшаяся по ночам
подобно наркотику, поцелуй которого вызывает самые невероятные желания. Н
не было для него на свете лучшего места, чем Токио, где он мог вдоволь
насладиться утонченными сексуальными играми.
...Моравиа размотал красный шелковый шнур, обвивавший его руки, и
осторожно потянул за него. Другой конец шнура был привязан к лодыжке
женщины. Она придвинулась к нему. Он встал с тахты и повел ее на шнуре к
узкому твердому стулу с наклонной спинкой. Дернул за шнур. Она стала над
стулом лицом к спинке, широко расставив ноги.
Лоуренс опустился на колени и привязал ее ноги к ножкам стула, после
чего приступил к самой вожделенной работе - начал обматывать женщину. Он
обмотал ее почти всю: голову, шею, руки... Обмотал даже глаза и рот, сделав
искусные узлы и хитроумные петли, что вкупе с ее гладким, упругим телом
стало как бы произведением искусства, живой скульптурой, на которую не
устанешь любоваться и которая в то же время удивительным образом возбуждает
плоть. Ее беспомощность и совершенно очевидное наслаждение, которое она
испытывала от этого, оказывали на Моравиа будоражащее действие. Он, тоже
обнаженный, стоял, положив руки на плечи женщины, твердо зная, что она не
сможет сделать ни единого движения, даже если и захочет этого; но она,
разумеется, и не собиралась двигаться.
Моравиа мягко и нежно гладил ее спину, бедра, затем крепко сжал талию.