"Владимир Латушов. Ночной гость Кибальчича" - читать интересную книгу автора

Он вздрогнул: его наполнило хорошее чувство гордости за самого себя, за
то, что он с товарищами проделывает последний путь, что он их не предал,
уйдя в будущее, что он... Впрочем, чем он лучше Желябова? Это же трибун!
Какая светлая голова!
Он тряхнул головой, вернулся опять на колесницу, к барабанам, раздирающим
уши, и синим и серым мундирам, и опять стало хорошо. Опять захлестнула
гордость.
Никогда раньше за собой этого не замечал. Когда, он говорил, Циолковский
додумался? У, через двадцать лет! А я... И в каких условиях (он даже
усмехнулся). За двадцать лет до него, здорово... Только как же это я
подзабыл теорию взрывов? Пироксилин не то, не то топливо... Давно не читал,
голубчик, научных журналов, оторвался... Надо бы почитать. Было. Ну после
суда. Так бы они и дали мне технические журналы в камеру! Подумали бы, что я
готовлю очередной взрыв прямо из Петропавловки!
Он тряхнул головой. Тишина поразила. Ага, замолчали барабаны. Ну да,
кричать бесполезно - народ вон как далеко, не услышит.
Но сам он слышал народ. Слышал гул толпы, идущий откудато издалека, из-за
дальнего ограждения, почти из ниоткуда.
Первая травка уже пробивалась на поле. Рваной раной зиял на теле
Семеновского плаца эшафот. Его развязали, помогли сойти. Он считал шаги до
этого неправдоподобно свежего, из новеньких свежих досок сооружения. Он
видел на них смолу, заусеницы, стружки среди травы. Красное пятно перед
глазами. Солнце? Нет, рубаха палача. Ступени эшафота были толстые, высокие,
новые, ребристые и колючие. Он шел, считая их, и каждый шаг отдавался в
сердце, но не больно до той поры, пока случайная заноза не вонзилась в
сердце.
Оно дернулось в груди, ударилось, чтобы вырваться наружу, но он уже
глубоко вздохнул, и оно успокоилось.
Девять ступенек. Нечетное число, делится на три. Три ступени у будущей
ракеты. Ну, многоступенчатость, это он предполагал, правда, в другой форме...
На смертников надевали балахоны. Они обнялись. Желябов г удивлением
посмотрел на задумчивое лицо Кибальчича, потом понял и успокоился. Он
посмотрел в небо. Кибальчичу стало приятно, что Желябов понимает его мысли,
и он улыбнулся.
Гул голосов то надвигался, то пропадал.
Что-то читал прокурор. Сморкался очень громко генерал. Внизу, под
эшафотом, кто-то путался в треноге. Кибальчич успел заметить и второго
фотографа, похожего на ночного гостя.
Последнее, что он видел, был брошенный высоко вверх там, далеко за
ограждением, картуз мастерового, который почему-то не упал, а стал
подниматься. Потом картуз приблизился, и Николай Иванович увидел, что это
его аппарат - площадка с четырьмя цилиндрами, рулями, ограждением.
И управлял аппаратом он. И он летел! Улетал...

4

Успенский положил перед Федотовым фотографии.
- У меня были железные документы. Я успел сделать семь снимков, но чем-то
себя выдал. Два шпика тут же предложили пройти проверить паспорт в участок.
Хорошо, что они не знают каратэ.