"Ольга Лаврова, Александр Лавров. Брачный аферист (Следствие ведут ЗнаТоКи)" - читать интересную книгу автора

это не вызывало ни малейших подозрений у Ладжуна. Он сидел стесненный,
скованный, глаза в пол. Возникало впечатление, что ему стыдно.
Дайнеко подтвердил:
- Разумеется, стыдно. Не того, что обманывал и воровал, а что попался!
Такой орел, супермен, считал себя на голову выше тех, кто шел на его
удочку. И теперь - на тебе! - под конвоем, руки за спину.
Перенеся очередное унижение, Ладжун дулся на Дайнеко, а тот с
поразительным терпением продолжал искать ключи к его душе.
- Его тоже надо понять, - говорил Михаил Петрович, - столько лет прожил
одиноким волком. Он же ни единому человеку не мог сказать правду о себе!
Разучился напрочь.
- Но вам все-таки рассказывает. Со скрипом, но рассказывает.
- Нет, я не привык клещами тянуть. И, кстати, ему откровенность тоже нужна.
Дайнеко учитывал все.
Учитывал повышенную потребность Ладжуна пусть в поверхностном, но
постоянном общении, которое являлось важной частью его "профессиональной"
деятельности. Зная, что с сокамерниками он не сближается, Дайнеко иногда
два-три дня давал ему поскучать, чтобы накопилась жажда выговориться.
Учитывал стремление Ладжуна внушать симпатию собеседнику. Когда Михаил
Петрович веско произносил: "Юра, так негоже. Ты роняешь себя в моих
глазах", - то желание нравиться нередко брало верх над расчетливым
решением помалкивать. Учитывал и использовал его хвастливость и самомнение.
- Михаил Петрович, вы меня только поймите, - изливался Ладжун, - я не
слабохарактерный человек. Я никогда ни слезы не пророню и никогда не буду
милостыню просить! Я прямо гляжу следствию в глаза. Я не боюсь, вы поймите
меня правильно.
- Юра, иного от тебя не жду, - отзывался Дайнеко. - Твои такие качества
ценны и заслуживают уважения. Потому я задаю прямой вопрос и полагаю, что
получу прямой ответ.
Не всегда добивался Дайнеко прямых ответов, но порой ставка на "сильного и
смелого человека" срабатывала.
Как часто случается, преуменьшая на словах свою вину, Ладжун внутренне
преувеличивал собственную "уголовную значимость". Он вам не какой-нибудь
паршивый воришка, которым занимается лейтенант из отделения милиции. У
него следователь аж по особо важным делам! Да весь в орденах!
Заметил он, конечно, и необычность помещения, где его допрашивали, спросил
об этом у Михаила Петровича. Дайнеко мягко уклонился от объяснений, но
кто-то в камере, очевидно, "догадался", что там кабинет для особо опасных
и в соседней комнате дежурит специальный часовой. Мысль эта тоже давала
пищу тщеславию Ладжуна. Он так занесся, что даже устроил скандал, когда
ему принесли недостаточно горячую кашу, и дошел с жалобой до начальника
изолятора.

Допросы, допросы, допросы... Каждый день что-то оседало в протоколах, и
накапливались отснятая пленка и километры магнитофонных записей.
Наша группа разделилась: параллельно начали черновой монтаж материала на
студии. Обсуждали, сколько места займет тот или иной эпизод; как показать
ротозейство доверившихся мошеннику людей и нечистоплотность тех, кто
вручал ему деньги, польстившись на обещанный дефицит "из-под полы";
прикидывали, чем объединить смысловые куски, а где, наоборот, нужны