"Ольга Лаврова, Александр Лавров. Брачный аферист (Следствие ведут ЗнаТоКи)" - читать интересную книгу автора

изобразительные "прокладки"; перебирали выигрышные саморазоблачительные
фразы, рисовавшие его в сатирическом свете, - и не думали не гадали, что
главное следствие и главное кино еще впереди.
Между тем беседы с Юрием Юрьевичем протекали все оживленней.
Проскальзывали и неследственные темы: о жизни вообще, о литературе
(Дайнеко принес ему несколько книг для чтения, любопытствуя, какова будет
реакция). Да и по делу Ладжун становился податливей, не боролся так рьяно
за каждую "высотку". Случалось даже, стоило Михаилу Петровичу произнести:
а там-то и тогда-то - твой грех? И Ладжун соглашался: чего уж темнить,
мой. Однажды, увлекшись, рассказал историю, вовсе не числившуюся в анналах
Михаила Петровича.
Кто-то из группы поздравил Дайнеко: Ладжун наконец раскрылся и контакт
достигнут.
- Раскрылся? Да он заперт на все задвижки! Это разве контакт!
В тот день, идя со съемки, группа стала свидетельницей сцены в своем роде
поразительной. Во внутреннее помещение тюрьмы въехал фургон для перевозки
арестованных. Как положено, сопровождающий конвой выстроил доставленных
для передачи следственному изолятору. При нашем приближении один из
арестованных вдруг закричал:
- Михаил Петрович! Михаил Петрович! Гражданин подполковник!
Дайнеко сказал нам: "Минуточку", - и направился к нему. Тот, сияя лицом,
протянул обе руки и начал что-то торопливо говорить. Дайнеко кивал,
переспрашивал - весь внимание. Группа ждала с неловкостью. Неужели здесь,
в шеренге, кто-то из друзей Дайнеко?!
- Мой бывший подследственный, - буднично объяснил Михаил Петрович,
вернувшись.
- Но... почему он к вам так?
- Как "так"? Вполне естественно. У него сейчас идет суд, хочется
поделиться.
- У вас был сразу контакт?
- Куда там! Это же такой матерый хапуга... Двадцать семь потов сошло, пока
он сдался.
Сдался. И теперь, уже навсегда расставшись со следователем, ни в чем от
него не завися, рад нечаянной встрече и возможности рассказать, как
решается его судьба. Кому? Человеку, который его изобличил!
- Чему же удивляться, братцы? - говорит Михаил Петрович. - Здесь все
неоднозначно. Следователь с обвиняемым не сходятся врагами, не расходятся
друзьями - сложнее... На него тратишь часть души. Кто бы он ни был,
понимаете? Это связывает... И он соображает, что не со зла его жмешь
уликами и не для удовольствия. Между прочим, не сумеешь прижать - ты в его
глазах растяпа, тогда он держится мертво. Неохота ведь сдаваться кому
попало. Победил - уважают. Иногда, конечно, со скрипом зубовным...
Глядя на Михаила Петровича со стороны, мы бы сказали так. Он обладал
искренней убежденностью, что, ведя следствие, осуществляет не только
служебный, но и гражданский, и человеческий свой долг. И убежденность эта
была столь глубока, что перед ней склонялись даже самые упорные противники.
В отношениях с Ладжуном подобная стадия брезжила еще в отдалении, хотя
сдвиг наметился и работать стало легче.
Однако легкость не убаюкивала Дайнеко.
- Я думаю, у тебя есть еще много не сказанного, - бросил он как-то