"Борис Лавренев. Воображаемая линия (Советский рассказ тридцатых годов) " - читать интересную книгу автора

пустыря. Немного постоял, прислушиваясь, откинулся, сильно размахнулся и
швырнул мешок в сторону Скворцова. Мешок взвился в воздух, упал в снег и,
кувыркаясь, обрастая белыми комьями, как снежная баба, лег сбоку
Скворцова, шагах в десяти.
Боль в ногах мгновенно забылась. Скворцов весь напрягся.
"Провокацию делает, гад... Пробует на арапа взять мешком.
Авось польстятся..."
И еще глубже врылся в снег.
Человек послушал, наклонив голову набок. Потом решительно пошел на
Скворцова. Воображаемая линия границы была перейдена. Скворцов трясущимися
руками навел винтовку.
Десять... пятнадцать шагов... Человек остановился. Скворцов открыл рот
крикнуть, но в эту минуту человек круто рванулся и большими скачками
побежал назад. Палец Скворцова истерически заплясал на спуске. Нажать - и
вся мука кончена. Но в памяти встала комната начальника, самоварный пар,
женщина на постели, кормящая ребенка, и голос командира: "Живьем бери".
Можно было бить в ноги, но выстрел наделает шума, набегут пограничники
с той стороны, черт знает, что может выйти.
С пробитыми ногами можно переползти рубеж, и тогда все насмарку.
Скворцов закусил губы. Ему хотелось плакать. Перебежав заколдованную
линию, человек остановился, повернулся и поглядел назад. Потом повторил ту
же проделку еще и еще.
После пятого раза, точно убедившись в том, что путь свободен, он
засунул руки в карманы куртки и уже совсем другим шагом, легким звериным,
волчьим ходом пошел напрямик, чуть уклоняясь в сторону от куста, за
которым лежал Скворцов.
Скворцов, не отпуская, вел дулом винтовки. Мушка прочно вцепилась в
облюбованную пуговицу. Вот человек перешел пустырь, вот он равняется с
кустом, смотря в другую сторону...
вот нагнулся за мешком.
И, когда он выпрямился, сдавленным от волнения и боли голосом Скворцов
крикнул:
- Стой!
Человек выронил мешок и взвился, как пружина. Руки его метнулись к
карманам, взгляд в сторону окрика, и руки медленно, как вытягиваемые
посторонней силой, поднялись над головой. Скворцов видел, как побелело его
лицо и затряслись усы.
Неслыханная ненависть потрясла все тело Скворцова, смешиваясь с болью и
жалостью к себе, к своим закоченевшим ногам.
- Кидай оружие, гад, - прокричал Скворцов, плача и не сдерживая слез. -
Кидай, тебе говорю.
Человек, с испуганным удивлением глядя на залитое слезами,
исковерканное лицо пограничника, осторожно опустил руку в карман. Черный и
блестящий, как ворон, пистолет отлетел в сторону и зарылся в снег.
- Все кидай, - крикнул опять Скворцов, захлебнувшись злобным всхлипом.
- Больше нит, - ответил человек по-русски, но странно выговаривая слова.
- Ложись! - приказал Скворцов, и человек послушно лег ничком. Скворцов
попытался приподняться, но ноги так резнуло, что он с протяжным стоном
опустился на снег. Человек исподлобья глядел на Скворцова одним глазом, и
во взгляде была мутная ненависть пойманного волка. Он чуть пошевелился.