"Дэвид Герберт Лоуренс. Запах хризантем" - читать интересную книгу автора

спустит все до последнего гроша, а было у него целых полфунта.
- Когда это?-- спросила женщина.
- В субботу вечером. Я точно знаю, люди не врут.
- Очень на него похоже.-- Женщина с горечью засмеялась.-- Мне он дает
всего двадцать три шиллинга.
- Хорош, ничего не скажешь: тащит все деньги в кабак и напивается как
свинья,-- проговорил седобородый машинист. Женщина отвернулась. Отец допил
чай и протянул ей чашку.-- Ну вот,-- вздохнул он, вытирая рот.-- Теперь и на
душе легче . . .
Он положил руку на рычаг. Паровозик напружинился, запыхтел, и состав с
лязганьем покатил к переезду. Женщина снова посмотрела на пути. Темнота уже
скрадывала рельсы и стоящие на них товарные платформы; мимо по-прежнему
брели понурые серые фигуры. Торопливо стучал подъемник, затихал ненадолго и
снова принимался стучать. Элизабет Бейтс несколько минут смотрела на
однообразный людской поток, потом вошла в дом. Ее муж все не возвращался.
Маленькая кухня была наполнена светом горящего очага: в жерле тлела
горка красных углей. Казалось, вся жизнь комнаты сосредоточена в бледном
жарком очаге, в стальной решетке, отражавшей красное пламя. Стол был накрыт,
в темноте поблескивали чашки. В дальнем углу, на ступеньке лестницы, ведущей
наверх, сидел мальчик и строгал ножом деревяшку. Его почти не было видно в
полумраке. Было половина пятого. Ждали только отца, чтобы сесть за стол.
Мать глядела, как ее сын, насупясь, строгает деревяшку, и думала, что
молчаливость и упорство достались ему от нее, а поглощенность собой и
безразличие к другим - от отца. Она неотступно думала о муже. Наверное, он
прошел мимо дома, проскользнул незаметно мимо собственной двери и теперь
пьянствует в трактире, а обед в ожидании его остыл. Она взглянула на часы,
взяла кастрюлю с картофелем и понесла во двор - слить воду. Сад и поля за
речкой уже тонули в зыбком мраке. От земли в темноту повалил пар, она
выпрямилась с кастрюлей и увидела, что за путями и полем, по дороге,
уходящей вдаль по косогору, зажглись желтые фонари. И снова она стала
всматриваться в идущих шахтеров, которых становилось все меньше.
Огонь в очаге догорал, темнота на кухне сделалась красноватой. Женщина
поставила кастрюлю на плиту, подвинула пудинг поближе к огню. И застыла без
движения. Радостно, легко застучали на дорожке быстрые детские шаги. Кто-то
начал возиться с дверной ручкой, и в кухню, снимая на ходу пальто, вошла
девочка; стянула шапку с затылка на лицо, таща вместе с нею густые
пшенично-золотые кудри.
Мать побранила девочку за то, что пришла из школы так поздно: уже зима,
темнеет рано, придется вообще не выпускать ее из дому.
- Что ты, мама, совсем светло! Ты вон даже лампу не зажгла, и папы еще
нет.
- Да, его нет. А уже без четверти пять. Ты его не видела?
Лицо у девочки стало серьезным. Она грустно посмотрела на мать большими
голубыми глазами:
- Нет, мама. А что? Думаешь, он уже поднялся наверх и прошел мимо, в
Старый Бринсли? Не может быть, я бы его увидела.
- А он уж постарался, чтобы ты его не увидела,-- с горечью возразила
мать,-- заранее все обдумал. Сидит сейчас в "Принце Уэльском", можешь не
сомневаться. Что ему делать в шахте так поздно?
Девочка жалобно глядела на мать.