"Дэвид Герберт Лоуренс. Вещи " - читать интересную книгу автора

были по-прежнему дороги сердцу идеалистов. Но идеалисты уже владели ими. А
как ни печально, к вещам, за которыми охотишься с таким жаром, через год или
два сильно охладеваешь. Другое дело, конечно, если они становятся предметом
всеобщей зависти, если их наперебой стараются заполучить музеи. А у
Мелвиллов как ни хороши были "вещи", но все-таки не настолько.
_____________
¹ Библия, "Числа", 10, 33.
² Здесь: в неисчислимом множестве (лат.)

Короче, мало-помалу вся эта красота померкла в их глазах, померкло
очарование Европы, Италии,- "что за прелесть эти итальянцы!"- померкло
даже великолепие покоев на Арно. "Нет, будь у меня такая квартира, мне
никогда, никогда в жизни не захотелось бы выйти из дому. Это сама гармония,
само совершенство!" Естественно, слышать такие слова - это уже кое-что.
И тем не менее Валери с Эразмом уходили из дому - скажем больше, они
уходили прочь от его вековой тишины, тяжелой, как камень, холодной, как
мраморные полы; от его мертвенного величия.
- Ты чувствуешь, Дик, мы живем прошлым,- говорила мужу Валери. Она
называла его Диком.
Стиснув зубы, они продолжали цепляться за этот колышек. Им не хотелось
сдаваться. Не хотелось расписываться в своем поражении. Двенадцать лет они
были "свободные" люди, живущие "полной, прекрасной жизнью". Двенадцать лет
Америка была для них Содомом и Гоморрой, гнусным исчадием промышленной
бездуховности.
Нелегко расписываться в своем поражении. Очень неприятно сознаваться,
что тебя тянет назад. Но в конце концов, скрепя сердце, они решили вернуться
- "ради сына".
- Сил нет расставаться с Европой. Но Питер как-никак американец,
пускай поглядит на Америку, покуда мал.
По произношению, по манере держаться Мелвиллы были совсем англичане -
почти совсем: кое-что переняли от итальянцев, кое-что от французов.
Они все же расстались с Европой, но кусочек ее - сколько было в их
силах - захватили с собой. Несколько полных контейнеров, если уж быть
точным. Все свои обожаемые, незаменимые "вещи" И в полном составе прибыли в
Нью-Йорк: идеалисты, их сын и солидный кусок Европы, погруженный в
контейнеры.
Валери рисовала себе симпатичную квартиру где-нибудь на
Риверсайд-драйв, где не так дорого, как на Западной стороне, и где так
красиво встанут их изумительные вещи. Они с Эразмом занялись поисками. Но
увы! Когда годовой доход существенно меньше трех тысяч . . . Поиски
завершились . . . да разве неясно, чем они должны были завершиться! Две
комнатушки и кухонька, и боже нас упаси ставить сюда хоть что-нибудь из
"вещей"!
Увесистый куш, который им удалось отхватить от Европы, последовал на
склад - пятьдесят долларов в месяц за хранение. А идеалисты сидели в двух
комнатушках с кухонькой и спрашивали себя, для чего, собственно, они это все
затеяли.
Конечно, Эразму следовало поступить на работу. Так значилось на
скрижалях, только супруги отказывались видеть это. Недаром для них статуя
Свободы всегда таила в себе эту неясную, эту непостижимую угрозу: "Человек,