"Томас Эдвард Лоуренс. Семь столпов мудрости [H]" - читать интересную книгу автора

письменные инструкции для Али, как можно лучше и скорее
снарядить меня в путь и с надежным сопровождением доставить
в лагерь Фейсала. Поскольку это было все, чего хотел я, и
половина того, чего хотел Сторрс, мы прервали беседу для
ленча.

ГЛАВА 9

По пути в консульство Джидда нас очаровала, и после ленча,
когда стало чуть прохладнее или по крайней мере солнце
стояло уже не так высоко, мы решили осмотреть город в
сопровождении Янга, помощника Уилсона, хорошо
разбиравшегося во многих древностях, но гораздо хуже в том
новом, что было в этом городе.

Это был действительно замечательный город. Улицы его
представляли собою аллеи, на главном базаре прятавшиеся под
деревянными крышами, во всех же других местах пробивавшиеся
вверх, к небу, между высокими белостенными домами в
четыре-пять этажей. Они были сложены из крупнозернистого
кораллового известняка, связаны балками квадратного сечения
и украшены широкими эркерами от земли до крыши,
составленной из серых деревянных панелей. Стекол окна
Джидды не знали, зато в избытке были деревянные решетки, и
кое-где на боковинах оконных коробок была видна тонкая
неглубокая резьба. Тяжелые двустворчатые двери из тикового
дерева, покрытые глубокой резьбой, с коваными железными
кольцами, заменявшими европейские звонки, висели на богатых
кованых же петлях. Было много лепнины, или гипсовой резьбы,
а во внутренние дворы более старых домов смотрели окна с
красивыми каменными верхними брусьями и косяками.

Архитектурные формы напоминали бредовый стиль
деревянно-каменных домов елизаветинской эпохи в причудливой
чеширской манере, доведенной до крайней степени трюкаческих
вывертов. Фасады домов были
до того выщерблены, иссечены и облуплены, что выглядели
как картонные макеты в какой-то романтической театральной
декорации. Каждый этаж выступал над предыдущим, каждое окно
косилось в ту или другую сторону, часто даже стены заметно
отклонялись от вертикали. Город казался вымершим, так было
тихо кругом и чисто под ногами. Его извилистые улицы были
выстланы влажным песком, затвердевшим от времени и
заглушавшим шаги не хуже любого ковра. Оконные решетки и
стены, повторявшие изгибы улиц, глушили всякое подобие эха.
Не видно было ни повозок, ни улиц, достаточно широких для
них, ни подкованных животных, и нигде никакой суеты. Все
было приглушенно, отчужденно, даже таинственно. Когда мы
проходили мимо, двери беззвучно закрывались. Не было ни
лающих собак, ни плачущих детей, и лишь на базаре, также