"Андрей Лазарчук. Опоздавшие к лету, Том 2: Мост Ватерлоо" - читать интересную книгу автора

поработали и бульдозеры, и прочая гусеничная техника, дорога, теперь
бетонная, шла по широченной глиняно-красной полосе, где все было перерыто и
перемешано, где то справа, то слева возникали непонятные строения, явно
брошенные, поодиночке и группами стояли ржавые тягачи и трактора,
полуразобранные грузовики, громоздилось всякое железо, бетон, валялись
бревна, доски - все ненужное, неприкаянное, негодное, устрашающе
многочисленное. Так примерно выглядит зона прорыва, когда армия уходит
вперед, а тылам еще недосуг заняться разборкой лома. Потом дорога
расширилась и стала прямой, как стрела, как посадочная полоса - да это и
есть посадочная полоса, понял Петер, резервная полоса для тяжелых
бомбардировщиков. Хотел бы я знать, на что в такой глуши резервные полосы?
Спросить, что ли? Он посмотрел на господина Мархеля. Господин Мархель сидел
прямо, придерживаясь за поручень, и всматривался в даль. Профиль его был
острый как бритва, глаза прищурены, а губы медленно шевелились - медленно и
торжественно, будто он читал... нет, не молитву... заклинание?.. именно
заклинание. Петеру показалось вдруг, что в лицо брызнуло холодом, а самый
свет солнца стал разреженным и призрачным. Тьфу, чертовщина! Ладно, они там,
наверху, все на этом деле сдвинутые, но я-то! Я - нормальный, сравнительно
разумный человек, вчера вогнавший этого проклятого колдуна в холодный пот, -
сегодня просто так, без причины, боюсь задать ему вопрос. Именно боюсь. Ну и
дела...
Но вскоре все стало ясно и без вопросов. По сторонам дороги вдали стали
угадываться заводские корпуса, от них шли многочисленные и разнообразные
"притоки" к шоссе, по притокам шли машины, и скоро на шоссе стало тесно до
безобразия. Навстречу попадались главным образом тягачи с платформами на
прицепе; по ходу обогнали несколько таких же, но груженных чем-то тяжелым и
громоздким, но чем именно, непонятно - брезент. И вот так, в машинной
толчее, в газойлевом чаду ехали километров сто, попадались регулировочные
посты, палаточные городки, много чего попадалось, но Петер утратил
способность воспринимать что-либо - на него запах газойля действовал крайне
угнетающе. Он не вполне очнулся даже, когда машина затормозила наконец перед
свежим, желтеньким еще щитовым домом, окруженным штабными машинами,
сторожевыми вышками и колючей проволокой в два кола; проволока вдруг
привлекла его внимание, он не сразу понял чем - потом только дошло, что она
блестела этаким синеватым блеском. Никелированная колючка! Оригинально, черт
возьми...
- Ждите меня здесь, - сказал господин Мархель и пошел к дому.
Часовому он предъявил некий документ, и часовой вытянулся в струнку с
такой истовостью, будто перед ним был по меньшей мере фельдмаршал. Господин
Мархель зачем-то оглянулся на пороге, обвел глазами окружающий мир и вошел
внутрь. Петер расслабился. Голова болела, и рыжие круги ползли снизу вверх
по внутренней стороне лба. Но посидеть тихо ему не дали: из двери пулей
вылетел полковник, подбежал к их машине и потребовал:
- Майор Милле, следуйте за мной!
И далее уже обычным шагом повел Петера туда, в недра дома, где - что?
Штаб? Резиденция? Короче, повел - мимо часовых: часовых внешних, часовых
внутренних, через просторный предбанник, битком набитый офицерами, - Петер
вытянулся на пороге и выбросил вперед правую руку, и эти блестящие офицеры
повскакивали с мест и тоже приветствовали его имперским жестом, нет, не
фронтовики вы, ребята, и говорить нечего - ни один фронтовик вскакивать не