"Андрей Лазарчук. Опоздавшие к лету, Том 4: Путь побежденных" - читать интересную книгу автора

точку, в эту маленькую, но сквозную пробоину, сминаясь при этом морщинами и
складками... Как всегда, начала, самого начала он не уловил - он заметил
свет, когда тот набрал уже полную силу. Свет от Марта шел ровный и чуть
желтоватый, почти солнечный. Давно, когда об этом еще можно было говорить
без риска быть убитым, Март узнал, что у всех имеются свои оттенки света и
что спектр его настолько же индивидуален, как отпечатки пальцев; говорили
также, что в первые секунды свечения на теле появляются узоры, и узоры эти
имеют куда большее значение, чем линии на ладони, и Март, хотя не очень
верил в эту новую хиромантию, не прочь был бы взглянуть на них, но всегда
начало свечения пропускал - так увлекала его сама работа. На картоне тем
временем разворачивались события: кого-то ветром несло над крышами, кто-то
смотрел вверх, двумя руками удерживая шляпу, а еще кто-то тянулся вслед
улетевшей - но не дотягивался. Лицо девушки было полузнакомо, шляпу держал
Тригас, а тянулся, оказывается, он сам... В дверь дважды стучали, Март,
естественно, не отзывался; раз звонил телефон, дал звонков пять и смолк.
Постепенно Март остывал. Он принял душ, осмотрел себя, удостоверился, что
свечение погасло везде; постоял у окна. В окно медленно втекал теплый
пресный воздух. В голове было пусто и тихо. Март бесцельно походил по
комнате, полежал на тахте, храня эту пустоту и тишину, но лист картона,
брошенный рисунком вниз, притягивал к себе, и не было сил сопротивляться, да
и смысла сопротивляться не было, все равно никогда он этого не выдерживал.
Просто хотелось продлить немного эту благословенную пустоту в себе, а если
вот так поднять этот лист и посмотреть на него, все взметнется...
Взметнулось.
Март вглядывался в собственный рисунок, как в зеркало, в темное
колдовское зеркало, в котором появляется самое сокровенное, скрытое и
скрываемое от самого себя, он сам не знал, что хочет увидеть там - душу?
Дьявола? Или просто запомнить это все? А может, покориться этому чудовищному
вихрю, скрутившему спиралью даже свет и тени, и закружиться в нем, не зная
ничего более... "Гады", - сказал наконец он. Картон был прочный, разорвать
его оказалось делом нелегким. Куски картона Март сложил в раковину и сжег.
Он не нашел в себе сил положить их рисунком вниз и поэтому вынужден был
смотреть, как сгорают, превращаясь в обычный пепел, дома, и небо, и он с
Тригасом, и девушка, летящая над крышами. Смыл пепел, а потом долго, плача,
отмывал раковину от сажи и дегтя.
Наступила реакция: прострация, слабость, руки дрожали, тошнило.
Мысли, разметавшиеся по темным углам, потихоньку сползались. Нечаянно
вспомнилось почему-то, что Тригас - это прозвище, а зовут его Юхан, кажется,
Абрахамсон - да, Абрахамсон - предки у него были не то из Швеции, не то из
Норвегии. Школьное прозвище он взял псевдонимом, тогда, раньше, оно что-то
обозначало, школьные прозвища просто так не даются, а потом стало просто
торговой маркой, без значения, но со звучанием, коротким и запоминающимся...
Зря ты так зло, сказал он себе. Сам, что ли, лучше? Вечно торгуешься из-за
гонорара и продаешься так же, как и все. Панель есть панель, куда ты с нее?
Точно так же, как и Тригас. Вот он, кстати, и сам... Тригас постучал, и Март
пошел открывать.
- Не прогонишь? - спросил Тригас. От него изрядно попахивало.
- Зачем? - вяло сказал Март.
- Правильно, - сказал Тригас, - незачем меня прогонять... Я тебе
звонил - тебя что, не было?