"Иван Лазутин. Сержант милиции (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Захарова.
Лейтенанта Гусеницина Григорьев не любил. Во всем: в лице Гусеницина, в
его голосе, в походке, в манере подойти к начальству, проступало что-то
хитроватое, неискреннее. Не любили лейтенанта и его подчиненные, постовые
милиционеры. До перехода в оперативную группу, когда он был еще командиром
взвода службы, Гусеницин в обращении с подчиненными слыл непреклонным, а
порой до жестокости упрямым.
Полковнику же Колунову это казалось образцом твердости и
дисциплинированности командира.
Если вы в сильный мороз глубокой ночью, когда не работает никакой
транспорт, кроме такси, на оплату которого у вас нет денег, оказались
вблизи вокзала и хотите зайти туда, чтобы погреться, а может, и скоротать
там остаток ночи - вас не пустят, если в это время на работе лейтенант
Гусеницин. Без билета вход в вокзал инструкция запрещает. Стуча от холода
зубами, вы показываете лейтенанту свой паспорт или студенческий билет,
объясняете, что задержались у приятеля или на институтском вечере,
взываете к человеческой доброте Гусеницина - все напрасно. Ответ у него
будет один:
- Нельзя! Здесь не ночлежка, а вокзал.
Хоть разрыдайся, хоть ложись у дверей вокзала - лейтенант от буквы
инструкции не отступит. Бездушный и черствый, он не видел в человеке
человека.
А однажды сержант Захаров был свидетелем, как Гусеницин оштрафовал старика
за курение в вокзале. Сухой, высокий и бородатый - незаросшими у него
оставались только лоб, нос да глаза - он походил на тех благородных
стариков, за которыми охотятся художники. Видя, что у буфета молодые и
хорошо одетые парни в шляпах свободно раскуривают, старик достал кисет с
самосадом и свернул козью ножку. Но не успел он сделать и двух затяжек,
как к нему подошел Гусеницин.
- За курение в общественном месте с вас, гражданин, взыскивается штраф в
сумме пять рублей.
Сколько ни умолял старик, от штрафа его не избавили.
Захаров хотел тогда подойти к Гусеницину, остановить, урезонить, но устав
и дисциплина не позволяли подчиненному вмешиваться в дела старшего
начальника.
Случаев, когда Гусеницин, играя на темноте людей, штрафовал за мелочи,
было много. О них уже перестали говорить. Не успокаивался лишь один
Захаров, несмотря на то, что лейтенант мстил за критику. А мстил он мелко,
эгоистично и без стеснения. Он всегда старался уколоть сержанта за его
доброту и внимание к людскому горю. "Добряк", "плакальщик", "опекун" часто
слышал Захаров от Гусеницина, но делал вид, что эти клички его нисколько
не трогают. Равнодушие сержанта раздражало Гусеницина.
Зато, когда у лейтенанта и сержанта дежурство совпадало, Гусеницин в
полную меру вымещал всю свою злобу и неприязнь к "хвилософу" и
"критикану", как он часто называл Захарова. Старался придраться к мелочам,
делал замечания за пустяки и всегда злился, что к Захарову трудно
подкопаться: он был исполнительным и не вступал в пререкания даже в тех
случаях, когда явно видел, что Гусеницин злоупотребляет властью.
Случалось, что уборщица долго не приходила убирать комнату, тогда сор
приходилось заметать не кому-нибудь из дежурной службы, а Захарову. Если в