"Иван Лазутин. Сержант милиции (Повесть, часть 2)" - читать интересную книгу автора

и обливался потом. Листая папку с документами, он обратился к заведующему
кафедрой фольклора профессору Вознесенскому, когда тот уже собрался
уходить.
- Константин Александрович, тут есть заявление. Учительница с Урала.
Производственная характеристика хорошая. Хочет учиться на вашей кафедре.
Может, познакомитесь с документами?
- Вы меня извините, Николай Ильич. Очень тороплюсь. У меня заседание в
Союзе писателей.
Профессор Вознесенский уже совсем было вышел, но в дверях задержался и
спросил:
- Вы говорите, с Урала? Как фамилия?
- Лугова.
- Лугова? Наталья Лугова?
Профессор подошел к столу заведующего аспирантурой и принялся читать
заявление.
- Наконец-то упрямая девчонка повзрослела! Нет, вы только подумайте,
Николай Ильич, это же моя бывшая студентка! Талантливая девушка! Я ее
уговаривал остаться в аспирантуре сразу же после окончания университета.
Не послушалась. Прошу вас, Николай Ильич, немедленно ответьте ей - пусть
обязательно приезжает.
Своей радости профессор не скрывал. Рассматривая фотографию Луговой, он
разговаривал сам с собой:
- Да, вижу повзрослела. Все-таки три года! Николай Ильич, как ее отчество?
Я ей сам напишу. Непременно напишу.
- Наталья Сергеевна, - ответил Костичев.
Записав адрес Луговой, профессор раскланялся и вышел.
Стоял жаркий июльский полдень. Если б не обсуждение его книги, которое
было назначено на начало июля, он давно бы кочевал с экспедицией студентов
и аспирантов по Воронежской области, где песня бьет неиссякаемым и мощным
ключом из самых глубин народа. От одной Барышниковой было записано
столько, что хватило на несколько сборников.
Поджарый и сутуловатый, профессор Вознесенский на целую голову возвышался
среди прохожих многолюдной улицы. Толстая трость с набалдашником,
широкополая соломенная шляпа говорили, что это скорее старый турист, чем
известный ученый. По молодой, пружинящей походке ему никак нельзя было
дать его шестидесяти лет. Улыбаясь собственным мыслям, он бурчал что-то
себе под нос и очень удивился, когда сзади чья-то рука сжала его локоть.
Профессор остановился.
- А! Григорий Михайлович! Рад, рад вас видеть, старина. А я-то думаю, куда
вы запропастились?
- Все здесь же, - развел руками толстый, заплывший жиром человек в ермолке
на лысом затылке. Это был профессор права Львов.
- Ну как?
- Все так же, по-старому. Лекции, семинары, семинары, лекции... А сейчас
вот только с государственных экзаменов.
- И не в духе? Не отпирайтесь. Вижу, что не в духе, - погрозил пальцем
Вознесенский. - Уж вас-то я, слава богу, знаю. Рассказывайте, что
стряслось?
- Мальчишка! Совсем мальчишка и смеет так дерзко заявлять мне, что в
системе советского права уголовный и гражданский процессы не должны быть