"Александр Александрович Лебедев. Чаадаев ("Жизнь замечательных людей") " - читать интересную книгу автора

импонировала его личность. Так же точно потом подражали пушкинским бачкам,
грибоедовским очкам, гусарству Давыдова, размаху Орлова. Странности великих
отражались в репетиловском модничанье. Между тем образованные люди почти
сплошь сделались странными, многозначительными, байроническими, загадочными.
Постепенно произошла почти полная поляризация общественного сознания.
Казенная мысль осталась за правительством и его присными, заговорила
приказным языком аракчеевщины. Личные, неофициальные убеждения обрели
уставную законченность декабристских формулировок.
У Чаадаева тоже были свои тайны. Они питали позднейшие легенды,
окружавшие его имя, они питали и сплетни, постоянно кружившие вокруг него.
Петр Яковлевич Чаадаев был замкнут и скрытен, он никого не подпускал к
своей душе, даже тех, с кем дружил, - Александра Сергеевича Пушкина, Ивана
Дмитриевича Якушкина, которого в письмах называл иногда братом. Для очень
сдержанного - до чопорности - Чаадаева это говорило о многом. Хотя брат
Чаадаева - Михаил всегда выдерживался им на достаточном расстоянии.
Большинству современников приходилось лишь догадываться о том, как
Чаадаев смотрел на те или иные вещи. Главной его тайной были его мысли. О
многом вынуждены были догадываться и гадать и его немногочисленные биографы.
Им оставалось неясным, например, о чем Чаадаев беседовал с молодым Пушкиным,
каким было его отношение к декабризму, зачем он вошел в масонскую ложу и что
он делал в ней, зачем вышел вдруг в отставку, когда его ожидала
блистательная карьера. Неясно, что сделалось с Чаадаевым во время его
путешествия за границей и почему вдруг он вернулся в Россию, вознамерившись
было навсегда покинуть родину.
Были и мелкие неясности, их пытались объяснить сплетнями. Интриговали
дикие долги этого весьма не склонного к мотовству и разгулу человека.
Казались странными его отношения с женщинами, вернее, отсутствие этих
отношений при внешнем огромном его успехе в "обществе". К концу своей жизни
Чаадаев был почти нищим, оставаясь франтом. Это тоже задевало. И многое
другое - большое и малое - неясно в облике и судьбе Петра Яковлевича
Чаадаева. "По разным причинам, частью общего, частью личного характера, --
писал в 1908 году первый издатель собрания сочинений Чаадаева и биограф его
М. Гершензон, - его имя стало достоянием легенды". "В биографии Чаадаева
много басен и легенд", - замечал в том же году исследователь истории
русского освободительного движения М. Лемке. Уже в советское время, более
чем через три четверти века после смерти Чаадаева, знаток его биографии и
творческого наследия, отдаленный родственник его Д. Шаховской вновь
констатировал, что "в суждениях наших о Чаадаеве" очень мало ясного и
бесспорного. "Оценка его роли в нашем освободительном движении, - писал
Шаховской, - и самое существо его философских и политических взглядов
вызывают разногласия".
Легенда и сплетни столь долгое время сопровождали имя и идеи Чаадаева,
столь тесно переплелись между собой, что во многом сумели заслонить истинный
облик этого человека, многократно и разнообразно мистифицированный в
работах, посвященных его жизни и наследию.
Распри вокруг чаадаевской фигуры начались еще при его жизни. Они
продолжаются уже более ста лет.
Пал декабризм. Пала дворянская революционность.
Значение восстания на Сенатской площади в истории русского общества,
причины поражения этого восстания стали понятны значительно позже. Тогда же