"Михаил Николаевич Лебедев. Последние дни Перми Великой (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

_______________
* Искаженное Матвей. (Примеч. авт.)

- Слушаю, князь высокий.
- А теперь назад ворочайся, - заключил Микал, находя разговор с
чердынцем законченным. - Я знаю, притомился ты порядочно, сюда едучи, но
от Покчи до Чердына недалеко*. Пожалуй, засветло успеешь еще ты до дому
добраться... Ну, с Богом! Передай князю Ладмеру то, что я сказал.
_______________
* От Покчи до Чердына было не более 5 или 6 верст, книзу по той же
реке Колве. (Примеч. авт.)

- Слушаю, князь высокий, - опять повторил посланец и, поклонившись,
вышел из комнаты.
Князь Микал остался один.
Глубокая скорбь и раздумье выразились у него на лице...
Природный типичный зырянин, с маленькою рыжеватою бородкой и
выразительными карими глазами, он производил впечатление настоящего
родовитого князя, чему много способствовала его важная и горделивая осанка
и привычка обращаться с другими повелительно. Говорит он всегда
по-зырянски, но он умел также говорить и по-пермяцки, и по-вогульски, и
по-русски. По-пермяцки говорить было немудрено, потому что пермяцкий язык
составляет ветвь того же зырянского и зырянин может хорошо понимать
пермяка, как равно и пермяк зырянина, но вогульский и русский языки (в
особенности русский) знали очень немногие из зырян того времени, и князь
Микал являлся первым человеком своего народа не только по положению, но и
по уму. Это был не робкий и трусливый зырянин, какими обыкновенно
представляют людей племени коми, это был, напротив, отменно смелый и
решительный человек, крепко державший в своих руках бразды правления,
отличавшегося, впрочем, большою простотою и несложностью. Конечно, силою
обстоятельств князь Микал вынужден был переносить безропотно своеволие
русских выходцев (преимущественно ушкуйников) в пределах Перми Великой,
но, наверное, не тяготей над ним ненавистная новгородская опека, он в свое
время натворил бы много таких дел, о чем его предшественники и подумать бы
не смели... Но вот, как могучий дуб, подсекаемый рукою дровосека, затрещал
Великий Новгород... Князь Микал начал было поднимать голову: Новгород хоть
не всегда, но все же давал себя чувствовать, а тут открывалась полная
свобода действий... и вдруг - грозная Москва!.. Озадаченный князь
призадумался. Этого он не ожидал... Для него не составляло тайны, что в
Москве заключается страшная сила, готовая сокрушить всякого, кто ей
задумает противиться. О Москве долетало много слухов и с Привычегодского
края, где тамошние зыряне считались подданными московского великого князя.
О Москве же десять лет назад повествовал епископ Иона, крестивший Великую
Пермь. А затем рассказы и похвальба московских купцов, любивших покичиться
перед пермянами богатством и укладом своей родины, - все это, вместе
взятое, естественно, заставляло князя Микала думать не без досады, что
Москва Великой Перми не по силам. Москва не вогульская орда, Москву не
заставишь бежать перед собою. Москва победила Великий Новгород, Москва
может покорить и Великую Пермь... Князь Микал соображал: как быть?
Обстоятельства складывались зловещие. Он не любил предаваться