"Ю.В.Лебедев. Литература. Учебное пособие для учащихся 10 класса средней школы в двух частях" - читать интересную книгу автора

будто и с голоса и с мимики берут тоже пошлину, как с окон, с колесных шин".
Даже непроизвольный сердечный порыв - жалости, великодушия, симпатии -
англичане стараются регулировать и контролировать. "Кажется, честность,
справедливость, сострадание добываются, как каменный уголь, так что в
статистических таблицах можно, рядом с итогом стальных вещей, бумажных
тканей, показывать, что вот таким-то законом, для той провинции или колонии,
добыто столько-то правосудия, или для такого дела подбавлено в общественную
массу материала для выработки тишины, смягчения нравов и т. п. Эти
добродетели приложены там, где их нужно, и вертятся, как колеса, оттого они
лишены теплоты и прелести".
Когда Гончаров охотно расстается с Англией - "этим всемирным рынком и с
картиной суеты и движения, с колоритом дыма, угля, пара и копоти", в его
воображении, по контрасту с механической жизнью англичанина, встает образ
русского помещика. Он видит, как далеко в России, "в просторной комнате на
трех перинах" спит человек, с головою укрывшийся от назойливых мух. Его не
раз будила посланная от барыни Парашка, слуга в сапогах с гвоздями трижды
входил и выходил, потрясая половицы. Солнце обжигало ему сначала темя, а
потом висок. Наконец, под окнами раздался не звон механического будильника,
а громкий голос деревенского петуха - и барин проснулся. Начались поиски
слуги Егорки: куда-то исчез сапог и панталоны запропастились. (*26)
Оказалось, что Егорка на рыбалке - послали за ним. Егорка вернулся с целой
корзиной карасей, двумя сотнями раков и с дудочкой из камыша для барчонка.
Нашелся сапог в углу, а панталоны висели на дровах, где их оставил впопыхах
Егорка, призванный товарищами на рыбную ловлю. Барин не спеша напился чаю,
позавтракал и стал изучать календарь, чтобы выяснить, какого святого нынче
праздник, нет ли именинников среди соседей, коих надо поздравить. Несуетная,
неспешная, совершенно свободная, ничем, кроме личных желаний, не
регламентированная жизнь! Так появляется параллель между чужим и своим, и
Гончаров замечает: "Мы так глубоко вросли корнями у себя дома, что, куда и
как надолго бы я ни заехал, я всюду унесу почву родной Обломовки на ногах, и
никакие океаны не смоют ее!" Гораздо больше говорят сердцу русского писателя
нравы Востока. Он воспринимает Азию как на тысячу миль распростертую
Обломовку. Особенно поражают его воображение Ликейские острова: это идиллия,
брошенная среди бесконечных вод Тихого океана. Здесь живут добродетельные
люди, питающиеся одними овощами, живут патриархально, "толпой выходят
навстречу путешественникам, берут за руки, ведут в домы и с земными
поклонами ставят перед ними избытки своих полей и садов... Что это? где мы?
Среди древних пастушеских народов, в золотом веке?" Это уцелевший клочок
древнего мира, как изображали его Библия и Гомер. И люди здесь красивы,
полны достоинства и благородства, с развитыми понятиями о религии, об
обязанностях человека, о добродетели. Они живут, как жили и две тысячи лет
назад,- без перемены: просто, несложно, первобытно. И хотя такая идиллия
человеку цивилизации не может не наскучить, почему-то в сердце после общения
с нею появляется тоска. Пробуждается мечта о земле обетованной, зарождается
укор современной цивилизации: кажется, что люди могут жить иначе, свято и
безгрешно. В ту ли сторону пошел современный европейский и американский мир
с его техническим прогрессом? Приведет ли человечество к блаженству упорное
насилие, которое оно творит над природой и душой человека? А что если
прогресс возможен на иных, более гуманных основах, не в борьбе, а в родстве
и союзе с природой?