"Тэнит Ли. После гильотины" - читать интересную книгу автора

дышит. Дышит? Значит, случилось чудо, он спасен. Наверное, толпа ринулась
ему на выручку, вынесла из-под кровавого ножа в самый последний миг.
Но вокруг, конечно, не было никого и ничего. Он поводил руками и
обнаружил только пустоту. Да и рук, собственно, не было. Значит, это
случилось. Он лишился тела. Осталось только его "я". Даже в этом он не был
уверен на протяжении ужасной секунды. Решительно держался за свое "я", за
все, что удавалось вспомнить. Снова он боролся, и в этой борьбе ему
удалось открыть глаза. Вернее будет сказать так: он прозрел.
И увиденное нисколько не ободрило. Открылась сцена абсолютной
пустоты. Ни земли, ни неба - пустыня, целиком сотканная из отсутствия
вещества. И все же она казалась материальной. К примеру, если долго
всматриваться, появляется иллюзорный дымный силуэт. Правда, смотреть с
самого начала было не на что. Открылись иные чувства: подавленность,
страх, беспомощность. Даже в самые трудные дни при жизни эти чувства не
вырастали до такой степени. А хуже всего было одиночество.
Значит, ему как-то удалось пережить смерть. Удалось ли? Очень уж
слабо все это походило на жизнь. Но тут пришло на ум слово "чистилище". А
есть ли он, ум?
Люсьен поймал себя на том, что непрестанно озирается, но всюду видит
одно и то же. Он искал спасительную лазейку. Бежать! Вернуться! Нет ничего
дороже жизни. Возвратить ее любой ценой! Как хочется назад! Должен же быть
выход...
И когда страстное желание стало почти нестерпимым, пустыня начала
заполняться толпами, красками и шумом, порожденными смятением его души. Он
продвигался верхом в кавалькаде, а еще - смотрел на нее с обочины дороги.
Он слышал пушечные раскаты над Парижем в день падения Бастилии. Он
слышал... Но все это были лишь сны наяву. Каждая греза рассеивалась,
стоило лишь напрячься. Нет, так ему не найти спасительную дверку.
Он то рылся в пустоте, то шарил, то носился по ней. Когда же
прекратил эти занятия, мысли совершенно успокоились и потекли прочь. Он
боялся их потерять. Боялся потерять себя. И этот страх был страшнее всех
других, страшнее даже страха смерти.
А еще была злость. Ничего подобного Люсьен не ожидал увидеть "за
чертой". Все говорило о том, что к Богу взывать не имеет смысла. Но он тем
не менее попытался - разумеется, без успеха. Бог либо не существовал, либо
не снисходил до него. Несколько раз возникало странное ощущение, что не
Бог, а сам Люсьен обладает ключом ко всем этим загадкам. Неужели такое
возможно?
Он нахохлился посреди небытия, закутался в воспоминания, призвал на
помощь образ прелестной Люсетты и всплакнул, или ему казалось, что
всплакнул, по своему ребенку. Одиночество давило гробовой крышкой. И хотя
казалось, что он способен различать в бесцветной пустоте человеческие
силуэты, лица жены и друзей, было ясно: все это лишь игра воображения.
Глупая и никчемная.
Неужели все, что он сейчас испытывает, дано в наказание? Его душа
попала не в смехотворный католический ад, а в настоящий чертог ужаса, где
ему суждено блуждать веки вечные под гнетом отчаяния и одиночества, пока
они не сточат без остатка его "я", как время стачивает горы. О, Люсетта...

***