"Гертруд фон Лефорт. Венок ангелов ("Плат Святой Вероники" #2) " - читать интересную книгу автора

Я уже начинала постепенно проникаться своеобразной символикой,
определившей его восприятие этого пейзажа. Сама я не видела во всем этом ни
горящего замка, ни "обреченного быть скованным" потока, ни "героического
решения" гор - я была просто очарована скромной, но глубоко волнующей
действительностью и поражена тем, что я впервые в жизни любуюсь немецким
городом, родиной моих покойных родителей, городом, в котором я родилась и из
которого меня еще маленьким ребенком увезли в далекую Италию. Сердце мое
рвалось в широко раскинувшиеся передо мной просторы строчкой из
гельдерлинского стихотворения: "Как давно я люблю тебя..."*
______________
* "Гейдельберг" Ф. Гельдерлина (1770-1843), немецкого поэта-романтика.
(Здесь и далее примеч. переводчика. )

- Энцио, - произнесла я растроганно, - как прекрасна Германия! Как
дивна!
Он смотрел вдаль неподвижным взглядом.
- Да... - ответил он медленно, - Германия прекрасна... Может, даже
дивна, но прежде всего она - опасна. Этот пейзаж двулик - он требует
решений. Видишь, как мрачно смотрят вдаль развалины замка поверх всех этих
сладких грез долины? Ты ведь знаешь, что там, вдали?
Я невольно окинула мысленным взором наше с ним общее прошлое - здесь я
еще не успела освоиться и не знала, где юг, а где север.
- Ты имеешь в виду, что там, далеко-далеко, - Рим? - спросила я.
- Вздор! - сердито ответил он. - Там Шпейер, немецкий имперский город,
и Вормс, некогда твердыня Нибелунгов! Эта равнина - родина древней
германской силы и ее судьба! - И, почти грубо схватив мою руку, прибавил: -
Рима больше нет, Зеркальце! Есть только Германия! Понимаешь?..
Мое детское прозвище в его устах и пожатие его руки наконец сорвали
завесу многих лет, отделявшую миг нашего болезненного расставания от
сегодняшнего дня; ибо, по правде говоря, в нашем свидании до этой минуты
была какая-то недосказанность: он встретил меня сдержанно-холодным
приветствием, почти как чужую, он обращался ко мне только по имени -
Вероника и ни разу не назвал меня Зеркальцем; он не сказал мне ни одного
теплого слова. Да и мои слова были не намного душевней, а все лишь оттого,
что меня слишком потрясла встреча с Энцио, единственным родным человеком из
моей юности, кроме Жаннет, которая теперь была очень далеко. Я вспомнила
безграничную любовь моей дорогой, незабвенной бабушки к Энцио, трагическую
связь ее жизни и, пожалуй, смерти с его жизнью. Я вспомнила все те слезы,
которых мне стоило прощание с ним, вспомнила по-следовавшие за этим годы
непроницаемого молчания и ту неизреченную, непостижимую связь, которая, судя
по всему, сохранялась между нами, несмотря на это молчание, - мне
вспомнилась прежде всего та ночь во время войны, когда я в ужасе проснулась,
услышав голос друга, отчаянно звавшего меня на помощь. При этом у меня было
такое чувство, будто я вижу его лицо на каком-то далеком, страшном поле
битвы, как когда-то в Колизее, когда мне казалось, что я должна взять в руку
свою душу, как маленький огонек, и светить его душе в ее безграничной
метафизической покинутости. В ту ночь я встала и долго горячо молилась за
жизнь друга, пока у меня не появилось ощущение, что Бог подарил мне эту
жизнь. С тех пор Энцио постоянно присутствовал в моих молитвах - быть может,
это им я обязана сегодняшним свиданием с ним?.. Во время всего моего