"Урсула Ле Гуин. Вещи (Сб. "Человек в лабиринте")" - читать интересную книгу автора

местах нерушимая, безответная. Только далекий шум моря и очень тихо, зато
близко дыхание спящего ребенка.
- Нет, - сказала женщина. Она села напротив него и положила руки на
стол, прекрасные руки, темные, как земля, с ладонями цвета слоновой кости.
- Нет, - сказала она, - конец будет концом. А это пока что ожидание его.
- Тоща зачем мы все еще здесь - именно мы?
- Ну, - сказала она, - у тебя остались твои вещи - кирпичи, а у меня
ребенок...
- Завтра нам надо уходить, - сказал он после паузы. Она кивнула.
Они встали до восхода солнца. У них уже не оставалось никакой еды, так
что она сложила в мешок кое-какую одежду для ребенка и надела теплую
замшевую накидку, а он заткнул за пояс нож и мастерок и натянул теплый
плащ, принадлежащий раньше ее мужу, и они оставили маленький домик и вышли
на пустынные улицы, в холодный, тусклый свет.
Они спускались с холма, он впереди, она за ним, неся спящего ребенка,
укутанного в складки плаща. Он не свернул ни на дорогу, ведущую вдоль
берега на север, ни на южную дорогу, но прошел мимо рыночной площади и
прочь из города, на утес, а затем по каменистой тропе к берегу. Она
неотступно следовала за ним, и никто из них не произнес ни слова. У самой
воды он обернулся.
- Я буду поддерживать вас на воде столько, сколько смогу.
Она кивнула и мягко сказала:
- Лиф, пройдем по дороге, которую ты построил, до самого ее конца.
Он взял ее за руку, и они вступили в холодную воду. Очень холодную
воду. И холодный свет с востока освещал их спины и пенные ряды, с шипением
накатывающиеся на песок. Они ступили на подводную дорогу и ощутили под
ногами прочную кирпичную кладку, и ребенок снова заснул на ее плече,
завернувшись в плащ.
С каждым шагом все тяжелее становилось выдерживать удары воды.
Начинался прилив. Буруны быстро намочили их одежду, заставили их дрожать
от холода, оросили брызгами их лица и волосы. Берег остался за их спинами,
но совсем недалеко, и, обернувшись, можно было увидеть и темный песок под
утесом, и сам утес, и бледное, безмолвное небо над ним. Вокруг них
бушевали вода и пена, а перед ними простиралась великая, неспокойная
пучина.
Высокий вал зацепил их на своем пути к берегу, пронзив кинжальным
холодом; ребенок, проснувшись от тяжелого шлепка моря, заплакал, его
негромкое хныканье было едва различимо на фоне протяжного холодного,
шипящего бормотания моря, всегда говорящего одно и то же.
- Я не могу! - закричала мать, но крепче уцепилась за руку мужчины и
стала рядом с ним.
Подняв голову, чтобы сделать последний шаг с созданной им вещи по
направлению к безбрежности, он увидел некий абрис в западной части моря,
скользящий свет, мелькание чего-то белого, напоминающего белую грудку
ласточки, выхваченную на фоне темного неба последним лучом солнца.
Казалось, что сквозь голос моря пробиваются еще какие-то звенящие голоса.
- Что это? - спросил он, но ее голова склонилась к ребенку. Она
пыталась унять негромкий плач, бросавший вызов невнятным, но грозным речам
стихии. Он стоял, замерев, и смотрел на белизну паруса, на танцующий над
волнами свет, направлявшийся к ним и к великому свету, разгоравшемуся за