"Урсула Ле Гуин. Слово для леса и мипа - одно" - читать интересную книгу автора

великого. Расскажи о нем в Третате.
- А какой он, этот бог, матушка?
- Новый, - ответила Эбор Дендеп своим сухим старческим голосом. - Сын
лесного пожара, брат убитых. Он тот, кто не возрождается. Ну а теперь
ступайте отсюда, все ступайте. Узнайте, кто уходит с Селвером, соберите им
на дорогу припасы. А меня пока оставьте тут. Меня томят дурные
предчувствия, точно глупого старика. Мне надо уйти в сны, Вечером Коро
Мена проводил Селвера до того места среди бронзовых ив, где они
встретились в первый раз. За Селвером на юг пошло много людей, больше
шестидесяти - редко кому доводилось видеть, чтобы столько людей вместе шли
куда-то. Об этом будут говорить все, и потому еще многие и многие
присоединятся к ним по дороге к морской переправе на Сорноль. Но на эту
ночь Селвер воспользовался своим правом Сновидца быть одному. Остальные
догонят его утром, и тогда в гуще людей и поступков у него уже не будет
времени для медленного и глубокого течения Великих Сновидений.
- Здесь мы встретились, - сказал старик, останавливаясь под пологом
плакучих ветвей и поникших листьев, - и здесь расстаемся. Люди, которые
будут потом ходить по нашим тропам, наверное, назовут эту рощу рощей
Селвера.
Селвер некоторое время ничего не говорил и стоял неподвижно, как
древесный ствол, а серебро колышущихся листьев вокруг него темнело и
темнело, потому что на звезды наползали тучи.
- Ты более уверен во мне, чем я сам, - наконец сказал он. Только
голос во мраке.
- Да, Селвер, Меня хорошо научили уходить в сны, а кроме того, я стар.
Теперь я почти не ухожу в сны ради себя. Зачем? Что может быть ново
для меня? Все, чего мне хотелось от моей жизни, я получил, и даже больше.
Я прожил всю мою жизнь. Дни, бесчисленные, как листья леса. Теперь я
дуплистое дерево, живы лишь корни. И потому я вижу в снах только то, что
видят все. У меня нет ни грез, ни желаний. Я вижу то, что есть. Я вижу
плод, зреющий на ветке. Четыре года он зреет, этот плод дерева с глубокими
корнями. Четыре года мы все боимся, даже те, кто живет далеко от селений
ловеков, кто видел ловеков мельком, спрятавшись, или видел только их
летящие лодки, или смотрел на мертвую пустоту, которую они оставляют на
месте мира, или всего лишь слышал рассказы об этом. Мы все боимся. Дети
просыпаются с плачем и говорят о великанах, женщины не уходят торговать
далеко, мужчины в Домах не могут петь. Плод страха зреет. И я вижу, как ты
срываешь его. Ты. Все, что мы боялись узнать, ты видел, ты изведал -
изгнание, стыд, боль. Крыша и стены мира обрушены, матери умирают в
страданиях, дети остаются необученными, непригретыми, В мир пришла новая
явь - плохая явь. И ты в муках изведал ее всю. И ушел дальше всех. В
дальней дали, у конца черной тропы, растет Дерево, а на нем зреет плод. И
ты протягиваешь к нему руку, Селвер, ты срываешь его. А когда человек
держит в руке плод этого Дерева, чьи корни уходят глубже, чем корни всего
леса, мир изменяется весь. Люди узнают об этом. Они узнают тебя, как
узнали мы. Не нужно быть стариком или Великим Сновидцем, чтобы узнать
бога. Там, где ты проходишь, пылает огонь, только слепые не видят этого.
Но слушай, Селвер, вот что вижу я и чего, быть может, не видят другие, и
вот почему я тебя полюбил: я видел тебя в сновидениях до того, как мы
встретились здесь. Ты шел по тропе, и позади тебя вырастали юные деревья -