"Урсула Ле Гуин. Далеко-далеко отовсюду" - читать интересную книгу автора

преподаватели слишком заняты поведением "трудных" детей. И всегда в классе
есть какое-то количество детей, чаще девочек, таких же, а то и более
способных, чем ты, и вы все вместе пишете пьески для школьных вечеров,
составляете для учителей списки, и все такое прочее. А все эти толки о
жестокости детей, они яйца выеденного не стоят, "жестокость" детей ничто по
сравнению с жестокостью взрослых. Маленькие дети - способные они или
отсталые, неважно, - не жестоки, просто они еще глуповаты. И они делают
глупости. Они говорят то, что думают. Они еще не научились говорить то, чего
на самом деле не думают. Это придет потом, когда они начнут превращаться в
людей, и поймут, как они одиноки.
Мне кажется, что, осознав истинные размеры одиночества, люди смертельно
пугаются. И тогда они впадают в другую крайность: они сколачивают группы -
клубы, команды, общества, классы. Все вдруг начинают одинаково одеваться.
Чтобы не выделяться. Не поверите, насколько важно, оказывается, правильно
пришить заплату на джинсы. Если вы сделаете это не так, как принято, значит,
вы "не в струю". Вы "не в струю"... Это, знаете ли, совершенно особое
выражение - "быть не в струю". В какую "струю"? В одну струю с ними. Со
всеми остальными. Вместе взятыми. Спасение тут - в многочисленности. Я - это
не я. Я член баскетбольной команды. Я принятый в обществе человек. Я Друг
моих друзей. Я "черный ангел" - с пеленок не расстаюсь со своим "хондой"**.
Я член чего-то там. Я тинэйджер**. Меня вы не видите; все, что вы видите -
это Мы. А Мы - всегда в безопасности.
______________
** "Хонда" - марка очень мощного мотоцикла.
** Тинэйджер (teenager) - подросток от 13 до 18 лет (числительные от 13 до
19 образуются в английском языке с помощью суффикса "teen").

И если ты мозолишь Нам глаза - торчишь перед Нами один, как пень, но
при этом тебе сопутствует удача, Мы на тебя и внимания-то не обратим. Но
если ты еще и неудачник, тогда может случиться, что Мы забросаем тебя
камнями. Мы ведь не любим, когда кто-то там мелькает перед нами с заплатами
на джинсах, пришлепанными как попало, и всем своим видом напоминает, что
каждый одинок и спасения нет никому.
А ведь я пытался. Честное слово, пытался. С таким упорством, что теперь
мне тошно вспоминать об этом. Я ставил заплаты на свои джинсы точь-в-точь,
как Билл Эболд, который все делал правильно. Я толковал о правилах игры в
бейсбол. Целый семестр я трудился над школьной газетой, потому что это был
единственный доступный мне шанс стать членом хоть какой-то группы. Но все
было напрасно. Не знаю почему. Иногда я думаю: может, иноверцы как-то
по-особому пахнут, и только правоверные способны учуять этот специфический
запах.
Многие ребята почти ничего не соображают. Просто ходят толпой и все.
Они-то, по существу, и составляют костяк группы. А большинство вроде меня
просто подлаживаются. В душе им на это наплевать, но тем не менее им удается
приспособиться, их принимают за своих... Как бы мне хотелось быть таким!
Лучше бы я был искусным лицемером. Это еще никому не вредило, только жить
легче, ей-богу! Но мне никогда никого не удавалось обмануть. Как-то сразу
они поняли, что их интересы не мои интересы и проникнулись презрением ко
мне, а я - к ним за то, что они презирали меня. Но одновременно я презирал и
тех немногих, которые не пытались "быть в струю". В девятом классе у нас был