"Гэвин Лайл. Изнанка неба " - читать интересную книгу автора

связаться с Миклосом, и поинтересовался, не нужна ли мне аварийная посадка.
Я вежливо отказался: в конце концов это были лишь мелкие неполадки в
состоянии моего транспортного самолета.
Мы добрались до Эллинико около половины второго, и я лихо посадил
машину сразу на три точки, чтобы на пункте наблюдения убедились: Джек Клей
находится в гораздо лучшей форме, чем его самолет. Не думаю, что это
произвело на них впечатление. Да я и сам понял это, когда увидел, как
заходил на посадку следующий самолет.
Мы уже были на стоянке, а я стоял в тени крыла своей "Дакоты", пытаясь
вспомнить несколько греческих фраз для объяснения с сотрудниками таможни и
ждал, пока Роджерс притащит комбинезон и гаечные ключи. В этот момент мое
внимание привлек самолет, который поначалу показался мне незнакомым.
Небольшой, с высоко посаженными, изогнутыми как у чайки крыльями, он сделал
разворот, и тут я понял, что передо мною "Пьяджио 166". Небольшая, ладно
скроенная, двухмоторная машина, четыре просторных пассажирских кресла,
личный бар и небольшая комната для отдыха хозяина в хвостовой части. С
такими машинами приходится сталкиваться довольно редко, и я предположил, что
самолет принадлежит одному из крупных греческих судовладельцев.
Он очень гладко зашел на последний поворот. Когда заходишь с моря,
из-за перепада давления машину может пару раз тряхнуть, но "Пьяджио" прошел
этот участок как нож сквозь масло. Я даже глазам своим не поверил. Только
опытный летчик мог заметить это. Но для меня это скорее было похоже на то,
как ты заметишь вдалеке интересную женщину и следишь за ее приближением,
ожидая неизбежного разочарования, стоит ей только оказаться рядом. И тут ты
замечаешь, что она - само совершенство.
Даже трудно объяснить в чем это выражается. Так же трудно, как
объяснить, чем так привлекли меня маневры этого самолета. Но они были
выполнены великолепно. Его вираж закончился в нескольких футах над началом
взлетной полосы. Затем крылья выровнялись, нос вернулся в прежнее положение
и он скользнул на дорожку, почти без усилий переходя от одного элемента к
другому.
На такое был способен только один пилот из тысячи, а может быть и
меньше. Это мог сделать Скрубол Берлинг, Кен Китсон и Зураковский, хотя мне
ни разу не пришлось встречаться с последним, и я знал о нем только
понаслышке. Во всем мире можно было наскрести не больше дюжины таких асов.
Тысячи хороших, даже великих летчиков, у которых была масса достоинств, не
обладали этим качеством: полным слиянием со своей машиной и воздухом, что
превращало пилотаж в настоящее искусство.
Я не испытывал к ним никакой зависти. Все это было слишком недостижимо,
чтобы пробудить во мне это чувство. Да и далеко не каждый пилот может
посадить машину сразу на три точки и при этом удержаться на дорожке. Я
просто стоял и смотрел. Можно же просто любоваться красивой женщиной и не
испытывать к ней никаких чувств.
Носовое шасси "Пьяджио" коснулось земли, потом он замедлил свой бег и
начал рулежку. Все это было сделано одним плавным движением, без видимых
переходов от одного элемента к другому. Я тяжело вздохнул и почувствовал,
что рядом со мной стоит Роджерс.
- Ну, и как тебе это нравится?
- Неплохой самолетик, - отозвался он.
Этот парень мог заметить только зуд в своей спине, а все чудеса