"Марти Леймбах. Умереть молодым " - читать интересную книгу автора

цвету и форме напоминающее вареного рака. Внешне я спокойна, мне наплевать
на все, но в глубине души дрожу от страха: вдруг Гордон раскроет мой секрет
и бросит меня прямо здесь, на улице.
Воровала всегда, с тех пор, как помню себя. Мне уже трудно представить,
что некоторые вещи полагается покупать, платить за них деньги, так я
привыкла их красть. Например, все мои сережки. Ворую пряности в бакалейном
отделе. Ворую журналы в шоколадных барах. Сувенирные ручки в магазинах
канцелярских принадлежностей. Краду то, что мне не нужно. Воровать то, чего
очень хочется, без чего нельзя обойтись, - страшно. Другое дело - золотые
цепочки, которые болтаются на пластиковом стеллаже ювелирного прилавка, -
кто же откажется прихватить одну? Или дорожный электронный будильник, такой
малюсенький, что запросто может затеряться в дамской сумочке. Я хочу
сказать: а почему бы и нет? Почему бы не стибрить?
Вспоминаю все свои преступления. Понимаю, что это ужасно, и мне стыдно;
но когда сворачиваем за угол булочной, прихватываю с лотка цепочку для
ключей.
Виктор знает о моей слабости. Я украла как-то из прачечной рубашку, и
мне просто повезло, что фамилия женщины была вышита с изнанки на воротнике.
У меня новые приобретения: заводная игрушка - Дино из сериала о пещерном
человеке и набор "Сделай сам". Виктор поймет, что мне все это ни к чему, и
не спросит, а не украла ли я их. Он заметит и плитку шоколада, который я с
удовольствием уплетаю, и насмешливо спросит: "Подарок?", а я в ответ молча
кивну.
Моя привычка воровать доставляла немало хлопот моим родителям. Началось
с того, что мама обнаружила неизвестно откуда взявшийся пакетик жевательной
резинки в кармане моего пальто. Мне было тогда четыре года. Когда я
подросла, мои кражи приводили в ужас отца, - особенно, когда я воровала,
чтобы сделать кому-то подарок. Я ставила его в затруднительное положение:
какое наказание придумать для дочери-школьницы, которая украла золотую
зажигалку, чтобы подарить ее папочке на день рождения. Позднее, когда
родители развелись, у меня появилось два разных дома ставших друг другу
чужими папы и мамы, и я стала воровать вещи, перенося их из одной квартиры в
другую. Любимую пивную кружку отца водворила на полку в кухонном шкафчике
матери. Засунула записную книжку матери в корзинку для почты на письменном
столе отца. Его зажим для галстука положила на мамину книжную полку, а ее
пилку для ногтей - в его шкафчик с лекарствами; отцовский лосьон после
бритья появился в ящике ночного столика матери. Мне хотелось соединить их,
но вместо этого отец женился вторично. У него даже появился дом, самый
настоящий дом, а не квартира. Когда я уже училась в старших классах, то
украла ночную рубашку матери и повесила ее в шкафу нового отцовского дома.
Его жена обнаружила ее, отец так орал на меня по телефону, что я боялась,
как бы трубка не лопнула. После этого инцидента мои визиты в отцовский дом
прекратились.
- Хилари? - зовет Гордон, прикоснувшись к моему плечу. Мы остановились
на перекрестке. Заставляю себя вернуться в настоящее и извиняюсь, что
отвлеклась. Гордону не нужны извинения. Ему важнее заправить мне волосы за
ухо. Он симпатяга, не мешает мне подолгу молчать, как будто это непременное
условие его пребывания со мной, - а вообще-то так оно и есть.

* * *