"Марти Леймбах. Дэниэл молчит" - читать интересную книгу автора

стали тесны. Правда, я не была беременной, хотя в глубине души не возражала
бы.
- Нет уж. Родила бы инопланетянина, а где найдешь ползунки для существа
с тремя ногами?
- У тебя будут прелестные дети, - возразила мама. - Ты ведь красавица.
В магазине, помню, назойливо звучал мотивчик колыбельной, бренчало
детское пианино. Я улыбнулась маме:
- Ага, красавица. А уколешь - зеленая кровь потечет.
Перед самым моим отъездом в аэропорт мама сказала:
- Обещай, что приедешь. Хочу увидеть тебя в последний раз. Кто еще меня
рассмешит?
Я пообещала. Это был мой долг - так же, как готовить ей блюда, которые
она уже не могла есть, посреди ночи помогать принять ванну, сидеть рядом,
когда она, измученная, лежала в кровати - телефон с одной стороны,
фотографии детей (ныне взрослых) с другой. Я обещала вернуться сразу же, но
в вечер ее смерти скользила по катку, в толстых шерстяных носках, в
варежках.
Если честно, я и не собиралась находиться рядом с мамой в ее последний
миг. Это было выше моих сил. Человек я энергичный и крайне деятельный, могу
хохотать до упаду, беситься от ярости или броситься в немыслимый любовный
роман как в омут головой. Но я трусиха, вот в чем дело. Только вся моя
трусость, похоже, осталась в прошлом.

Своего психоаналитика я называла эскулапом. За глаза, конечно. А в
глаза я звала его Джейкобом. Мое американское происхождение восхищало его не
меньше, чем меня - его статус лондонца, черная кожа и полное отсутствие
волос на теле, за исключением седоватых усов, которые он то и дело пощипывал
тонкими пальцами. У Джейкоба изящные руки хирурга, хотя сам он весь плотный
такой, коренастый. Высокое кожаное кресло вытерлось в том месте, где обычно
покоился его затылок, и потрескалось на кромке подушки под коленками.
- И это все? Все, что вам хочется рассказать о матери? - спросил он со
вздохом и заложил ногу за ногу. Его сдержанность лишь подчеркивала мою
собственную нервозную, вибрирующую энергию. - Значит, она умерла, а вас
рядом не было. Понятно. Ну а раньше? В детстве?
Моему эскулапу положено заглядывать мне в душу, а между тем сама я о
нем абсолютно ничего не знала. Таков единственно верный вариант отношений
между врачом и пациентом, однако мне в нем недоставало тепла. В моей жизни
на тот момент не было никого, кто хотел бы заглянуть мне в душу, чтобы найти
там что-то хорошее и доброе. Все хотели понять, что же во мне не так. Проще
простого: во мне теперь все наперекосяк.
- В детстве? Мама работала... Не помню. Не имеет значения.
- Объясните.
- А не важнее ли, по-вашему, как я себя чувствую сейчас?
Я словно целую бочку какого-то ускорителя проглотила: в голове
мельтешили обрывки мыслей; ногам-рукам, кажется, неведом был покой; меня
постоянно мучил голод, разве что кроме тех секунд, когда я ела. Проглочу
пару кусков - и начинало мутить. Все это подступало ко мне исподволь, месяц
за месяцем. В итоге перед Джейкобом сидела не та уверенная в себе, беспечная
девушка, которую когда-то встретил на вечеринке Стивен, а ее бледная тень.
- Джейкоб. - Я вздохнула. - Будьте другом, выпишите мне что-нибудь.