"Марти Леймбах. Дэниэл молчит" - читать интересную книгу автора

мне, что ничего страшнее быть не может.
- Каста неприкасаемых? - повторила я.
- Ганди пыталься называть их "божьими детьми", но сами они зовут себя
"далит", что значит "подавленные".
- Я тоже подавленна, Виина.
Она кивнула; очки в массивной оправе сдвинулись к кончику аккуратного
носика. Последовал глубокий-глубокий вздох.
- Да, я понимаю. Но он жив. И ты тоже.
Странное дело - на душе стало легче.

Глава шестая

Домик у нас небольшой, в два этажа. Когда-то это был всего лишь гараж у
настоящего особняка, что высился по соседству. Миниатюрный садик засажен
декоративными розами и лавандой. Летом за окном гудели гигантские, чуть не с
грецкий орех, шмели. Мне нравилась гладкость и летняя прохлада
оштукатуренных стен; нравилось, что зимой, проснувшись, вдыхаешь аромат
мороза и угля. Для меня это был не просто дом, а дворец, истинное чудо в
центре плотно застроенного города. Когда вскоре после рождения Дэниэла мы
переехали сюда, я спала с детьми и по утрам лежала, глядя в окно,
составленное из кусочков стекла неправильной формы, сквозь которые ветки
деревьев кажутся ломаными, и следила, как солнце разрисовывает небо яркими
красками. Пока Стивен собирался на работу, мы перебрасывались приглушенными
фразами, чтобы не разбудить детей. Стивен высок, внушителен. Мощная грудь,
широкие запястья, крупные ладони, могучая шея. Я смотрела на наших
прелестных детей, прижавшихся ко мне во сне с обеих сторон, на своего
красавца мужа - и думала о том, что на свете еще не было женщины счастливее
меня. И столь же довольной тем, что дала ей жизнь.
Тогда я не знала, что дала мне жизнь. Дэниэл выглядел совершенно
здоровым. Казалось бы, в ребенке-аутисте что-то непременно должно
проявляться с самого рождения, какая-то подсказка для матери, чтобы любила
его меньше, чем другого, нормального ребенка. Быть может, он не льнет к тебе
так крепко, не обнимает, не смеется, когда ты катаешь его "по кочкам, по
кочкам". Так нет же - Дэниэл все это умел. Для него я была трамплином и
гамаком, мое бедро - креслом, а его смех радовал мое сердце. У нас сотни
фотографий: Дэниэл съезжает с горки на детской площадке, топает по лужам в
новеньких резиновых сапожках, возит игрушечный поезд, Дэниэл цепляет на нос
очки мистера Картофельная Голова, Дэниэл танцует. Он менялся постепенно,
смутные симптомы мелькали и исчезали. Но вы не перестаете любить своего
ребенка только потому, что он не говорит, отворачивается от гаража с
блестящими машинками, который вы ему купили, или упорно отказывается с вами
играть. Вы не перестаете его любить, даже если он не позволяет прикоснуться
к себе, не говоря уж о том, чтобы вымыть ему голову, или день-деньской
плачет безо всякой видимой причины. Нет, вы не перестаете его любить - вы
вините в его неудачах только себя.
Стивен не желал говорить со мной о сыне. Рано уходил на работу, поздно
возвращался и общался только с ноутбуком. Далекий, недоступный.
- От того, что ты делаешь, никому не легче, - не удержалась я от
упрека. Я ничком растянулась на диване, носом в подушку, а Стивен, на другом
конце комнаты, барабанил по клавишам ноутбука, отвечая на е-мейлы.