"Марти Леймбах. Дэниэл молчит" - читать интересную книгу автора

предложил поделиться со мной полотняным постельным бельем, тоже оставшимся
после матери.
- Сейчас приеду, - отозвался на мою просьбу Реймонд. - А ты все-таки не
вини себя.
- Я и не виню.
Ложь. Я становилась отменной лгуньей. Удобная неправда - мой камуфляж,
только защищала я не себя, а других, тех, кто не вел борьбу с аутизмом,
например, счастливых родителей здоровых детей. Или Реймонда, которого я
открывала, как путешественник - древнюю волшебную страну. Мне захотелось
устроиться поуютнее на широком подоконнике в доме его матери, полюбоваться
высоким дубом, который маленький Реймонд посадил собственными руками,
поговорить о том, как за годы его жизни изменился Лондон, обсудить прошлое,
отмахнуться от будущего. А где, кстати, та сковородка? Пока он доедет,
решила я, успею испечь бисквитный корж, пропитаю кремом, и мы будем говорить
о шифровальных машинах, беспилотных самолетах, битвах на чужих берегах, о
краях, известных мне только по книжкам, самых-самых далеких краях.
- В жизни такое случается, - добавил напоследок Реймонд. - И никто не
знает почему.
Никто не знает... Но думать не запретишь. Я-то была уверена, что
прививки детям не делают одни только хиппи. И прекрасно помнила тот день,
когда придерживала пухлую попку Дэниэла, пока медсестра наполняла шприц.

Директор подготовительной школы пришел в восторг от Эмили и будет
счастлив видеть ее среди учеников на занятиях, которые начинаются осенью. Он
до крайности белобрыс, этот директор, с чересчур высоким лбом и тонко
вылепленным носом. Судя по его цветущему виду, я бы сказала, что свободное
время он в основном проводит под парусом, и скорее всего, оказалась бы
права. Директор восседал за большим дубовым столом, в окружении фотографий
знаменитых кораблей, вроде тех, которые ставят в сухом доке на вечный
прикол, на радость туристам. Кроме того, книжная полка ломилась от бутылок с
моделями таких же судов. Я вытаращилась на них, как на коллекцию чучел у
таксидермиста.
- Мое хобби! - заметив интерес к бутылкам, напыщенно объяснил директор.
Фамилия его Картуэлл: медная пластина с по-женски витиеватой гравировкой
оповещала об этом всех и каждого.
- Вы это делаете сами? - ахнула я в изумлении.
Неужели кто-то готов в таком признаться? Жутковатый тип, определенно. В
голову поползли мысли о ядовитых зельях в чулане и покойниках под
половицами.
Картуэлл кивнул, слабо повел рукой - мол, не в моих правилах хвастать -
и указал на громоздкие кресла у стола: располагайтесь.
- Девочка не по годам разговорчива, верно? - Он открыл папку с именем
Эмили. Результаты теста он отбубнил, как диктор - метеосводку.
Я отметила его привычку беспрерывно что-то перебирать на столе: за две
минуты разговора он сдвинул пресс-папье из левого нижнего угла в правый
верхний, выложил карандаши в строгом порядке, провел тыльной стороной ладони
по промокашке, выровнял стопку листков для заметок и навел порядок в
разложенных сбоку визитках. И пока он разъяснял нам суть результатов теста,
я никак не могла сосредоточиться, сбитая с толку его болезненной и
неестественной суетливостью. Он еще и ногти наверняка грызет.