"Р.Д.Лэнг. Расколотое "Я" (о шизофрении)" - читать интересную книгу автора

"болезни"", а можно смотреть на его поведение как на выражение его
экзистенции. Экзистенциально-феноменологическое истолкование есть заключение
о том, как другой чувствует и действует. Каково переживание юношей
Крепелина? По-видимому, он находится в отчаянии и муках. На что он
"намекает", говоря и действуя таким образом? Он возражает против того, чтобы
его измеряли и проверяли. Ему хочется быть услышанным.
Истолкование как функция взаимоотношений с пациентом
Клинический психиатр, желающий быть более "научным", или "объективным",
может предложить ограничиться "объективно" наблюдаемым поведением пациента,
находящегося перед ним. Простейший ответ на такую посылку: это ново {можно.
Видеть "признаки "болезни"" не значит видеть нейтрально. Видеть нейтрально
улыбку не значит видеть лишь сокращение лицевых мышц (Мерло-Понти) [35]. Мы
не можем не видеть человека так или иначе и не накладывать наши истолкования
и интерпретации на "его" поведение, как только завязываются наши с ним
взаимоотношения. Дело обстоит гак даже при негативном примере, где нас
останавливает или ставит в тупик отсутствие взаимности со стороны пациента,
когда мы ощущаем, что и е т н и к о г о , отвечающего нашему подходу. Это
очень близко к сердцевине нашей проблемы.
Трудности, с которыми мы здесь сталкиваемся, в чем-то аналогичны
трудностям, с которыми сталкивается толкователь иероглифов,- аналогия,
которую любил приводить Фрейд. Но только наши трудности крупнее. Теория
истолкования, или расшифровки, иероглифов и других древних текстов была
продвинута вперед в прошлом веке Дильтеем намного больше, чем теория
истолкования психотических, "иероглифических" речи и поступков. Возможно,
прояснить наше положение поможет сравнение нашей проблемы с ситуацией
историка, изложенной Дильтеем. В обоих случаях всего существеннее задача
истолкования.
Древние документы могут быть подвергнуты формальному анализу с точки
зрения структуры и стиля, лингвистических особенностей, характерных
идиосинкразии синтаксиса и т. д. Клиническая психиатрия предпринимает
попытку аналогичного формального анализа речи и поведения пациента.
Очевидно, что подобный формализм - исторический или клинический - весьма
ограничен по своему диапазону. Кроме такого формального анализа, можно
пролить свет на текст благодаря знаниям о связи социально-исторических
условий, в которых он появился. Сходным образом мы обычно хотим расширить,
насколько возможно, наш формальный, статичный анализ изолированных
клинических "признаков" до понимания их места в истории жизни личности. Это
включает в себя введение динамико-генетических гипотез. Однако историческая
информация, per se, о древних текстах или пациентах поможет нам понять их
лучше, если мы сможем привнести то, что зачастую называется сочувствием или,
более сильно, вчувствованием.
Поэтому, когда Дильтей характеризует взаимоотношения между автором и
толкователем как фактор, обуславливающий возможность постижения текста, он,
в сущности, раскрывает предположение о любой интерпретации, основанием
которой является постижение.
"Мы объясняем,-пишет Дильтей,-посредством чисто интеллектуальных
процессов, но понимаем посредством сотрудничества всех сил разума в
постижении. При понимании мы начинаем со связи данною, живого целого для
того, чтобы сделать прошлое постижимым на его языке".
Наш взгляд на другого зависит от нашего желания заручиться поддержкой