"Р.Д.Лэнг. Расколотое "Я" (о шизофрении)" - читать интересную книгу автора

казалось чем-то излишним.
Опять-таки нужно отметить отсутствие горя при смерти матери. В это
время она начала обдумывать возможность жить в этом мире одной. Ее мать
умерла, потом умрет отец, вероятно, муж; "после этого -ничего". Это ее не
угнетало, а пугало.
Затем она присоединилась за границей к мужу и в течение нескольких лет
вела довольно веселую жизнь. Она страстно желала всего внимания, которое он
мог ей предоставить, но его становилось все меньше и меньше. Она была
неугомонна и неудовлетворена. Их брак распался, и она, вернувшись на родину,
поселилась в Лондоне, в квартире отца. Пока она жила с отцом, она стала
любовницей и натурщицей одного скульптора. Так она жила несколько лет,
прежде чем я увидел ее; тогда ей было двадцать восемь.
Вот как она говорила про улицу: "На улице люди идут по своим делам.
Редко встретишь кого-то, кто тебя узнает. Даже если это происходит, они
просто кивают и проходят дальше или в лучшем случае болтают с тобой пару
минут. Никто не знает, кто ты такая. Каждый погружен в себя. Ты никого не
волнуешь". Она привела пример, когда люди падали в обморок, а всем это было
безразлично. "Всем было наплевать". Именно в такой обстановке и с этими
мыслями в голове она ощутила тревогу.
Эта тревога заключалась в нахождении одной на улице или, вернее, в
ощущении самостоятельности. Если она выходила не одна или встречалась с
кем-то, кто ее действительно знал, ощущения тревоги не возникало.
В квартире отца она часто оставалась одна, но это было совсем другое
дело. Там она никогда не ощущала себя по-настоящему самостоятельной. Она
готовила .ему завтрак. Убирая постели, моя посуду, она как только можно
тянула время. Середина дня была самой тяжелой. Но она была не против: "Все
было знакомо". Существовали кресло отца и его полочка с трубками.
Существовал портрет матери на стене, смотрящей сверху вниз на нее. Было так,
словно все эти знакомые предметы каким-то образом освещали дом присутствием
людей, которые владели и пользовались ими или сделали их частью своей жизни.
Таким образом, хотя она находилась в квартире одна, она всегда была в силах
неким магическим образом быть с кем-то. Но эта магия рассеивалась в шуме и
анонимности деловитой улицы.
Лишенное чувствительности приложение к пациентке того, что зачастую
должно являться классической психоаналитической теорией истерии, могло бы
иллюстрировать попытку показать эту женщину как бессознательно, либи-дозно
привязанную к своему отцу; с последующей бессознательной виной и
бессознательной потребностью и (или) страхом наказания. Ее неудача при
сокрытии долговременных либидозных отношений от отца, как показалось бы,
поддерживает первую точку зрения, наряду с ее решением жить вместе с ним,
так сказать, занять место матери, и тем фактом, что она,
двадцативосьмилетняя женщина, проводила болыпую часть дня, думая о нем.
Преданность матери во время ее последней болезни стала бы отчасти следствием
бессознательной вины за соперничество с матерью, а тревога после смерти
матери явилась бы тревогой из-за ее бессознательного желания смерти матери и
т. д.*
Однако причину нужно искать не в ее "бессознательном". Она лежит на
виду как у нее, так и у нас (хотя нельзя сказать, что эта пациентка не
осознавала в отношении себя лишь очень немногое).
Ключевым пунктом, вокруг которого сосредотачивалась вся ее жизнь,