"Жан-Мари Гюстав Леклезио. Пустыня" - читать интересную книгу автора

Когда начался танец, Hyp встал и присоединился к толпе. Мужчины,
оцепив площадь плотным и широким полукругом, не двигаясь с места, дробно
стучали по твердой земле босыми ногами. Они с такой страстью выкликали имя
Аллаха, точно, страдая, истязали себя в едином мучительном порыве. Каждому
возгласу "Слава Аллаху!" вторил удар барабана. И женщины тоже кричали, и
голоса их вибрировали.
Казалось, эта музыка проникала в самую толщу холодной земли,
уходила в самую глубину черного неба, сливалась с сиянием луны. Исчезло
время, исчезло горе. Мужчины и женщины били о землю носками и пятками,
повторяя непобедимый клич "Слава Аллаху! Хвала Всевышнему! Ую-ю-ю!", и
поворачивали голову направо, налево, направо, налево, и музыка, которая
переполняла их, выплескивалась из их глоток и летела в дальнюю даль к
горизонту. Хриплое, прерывистое дыхание словно поднимало их ввысь, в полет
над гигантской пустыней, сквозь ночь, к бледным пятнам зари по ту сторону
гор, над уэдом[4] Сус, в Тизнит, к долине Фес.
"Слава Аллаху!" - выкрикивали хриплые голоса мужчин, пьяневших от
глухого стука барабанов, от стенания тростниковых флейт, а сидевшие на земле
женщины раскачивались взад и вперед, ударяя ладонями по тяжелым серебряным и
бронзовым монистам. Голоса их временами переливались, как флейты, почти на
пределе человеческих возможностей, и вдруг обрывались. И тогда мужчины
полузакрыв глаза, откинув голову назад, снова начинали хрипло чеканить:
"Слава Аллаху! Ую-ю-ю! Хвала Всевышнему!" И в исступленном звуке их голосов
было что-то сверхъестественное, он раскалывал реальный мир, но в то же время
успокаивал, подобно звукам гигантской пилы, что снует туда-сюда, вгрызаясь в
ствол дерева. Каждый мучительный и глубокий выдох словно еще больше углублял
рану небосвода, которая соединяла людей со Вселенной, смешивала кровь их и
лимфу. Каждый певец все быстрее выкрикивал имя Божье, точно ревущий бык
вытянув шею, на которой, как натянутые канаты, вздувались жилы. Свет жаровен
и белое сияние луны освещали качающиеся тела, и казалось, облака пыли то и
дело прорезает молния. Шумное дыхание становилось все чаще, неподвижные
губы, приоткрытые рты исторгали почти безмолвные призывы, и на площади в
провале пустынной ночи слышались теперь только выдохи голосовых мехов: "Х-х!
Х-х! Х-х! Х-х!"
Слова иссякли. Теперь они были не нужны, могучий вихрь дыхания
связывал людей прямо с сердцем земли и небес, точно самый ритм его,
учащаясь, стирал дни, ночи, месяцы, смену времен года, стирал даже
безысходное пространство и приближал конец всех странствий, конец всех
времен. Велико было страдание, от неистовых выдохов дрожали тела,
расширялась грудь. В середине полукруга, образованного мужчинами, танцевали
женщины: двигались одни только их босые ступни, а тела были неподвижны, чуть
отведенные от корпуса руки слегка подрагивали. Под ударами глухо отбивающих
ритм пяток земля издавала непрерывный гул, словно по ней двигалось целое
войско. Рядом с музыкантами воины юга под черными покрывалами подпрыгивали
на месте, высоко вскидывая колени, точно пытающиеся взлететь огромные птицы.
Потом мало-помалу движение стало замирать в ночной тьме. Один за другим
мужчины и женщины опускались на землю, вытянув перед собой руки, ладонями
обращенные к небу, только хриплое их дыхание извергало в безмолвие все те же
нескончаемые возгласы: "Х-х! Х-х!Ую-ю-ю!..Х-х! Х-х!"
В этом истошном хрипе была такая сила, такая мощь, словно все они
уже унеслись далеко от Смары, взмыв в небеса, подхваченные ветром,