"Станислав Лем. Солярис" - читать интересную книгу автора

понял, что это мое собственное отражение. Комбинезон под скафандром
пропотел. Я сбросил его и толкнул шкаф. Он отъехал в сторону, и в нише за
ним заблестели стены миниатюрной ванной комнаты. На полу под душем лежал
довольно большой плоский ящик, который я с трудом втащил в комнату. Когда
я ставил его на пол, крышка отскочила, как на пружине, и я увидел
отделения, набитые странными предметами. Ящик был полон страшно
изуродованных инструментов из темного металла, немного похожих на те,
которые лежали в шкафах. Все они никуда не годились, бесформенные,
скрученные, оплавленные. Словно вынесенные из пожара. Самым удивительным
было то, что повреждения такого же характера были даже на керамитовых, то
есть практически не плавящихся рукоятках. Ни в одной лабораторной печи
нельзя было получить температуру, при которой бы они плавились, разве что
внутри атомного котла. Из кармана моего скафандра я достал портативный
дозиметр, но черный зуммер молчал, когда и приблизил его к обломкам.
На мне были только купальные трусы и рубашка-сетка. Я скинул их на
пол и пошел под душ. Вода принесла облегчение. Я изгибался под потоками
твердых горячих струй, массировал тело, фыркал и делал все это как-то
преувеличенно, как будто хотел вытравить из себя эту жуткую, наполненную
подозрениями неуверенность, охватившую Станцию.
В шкафу я нашел легкий тренировочный костюм, который можно было
носить под скафандром, переложил в карман все свое скромное имущество.
Между листами блокнота я нащупал что-то твердое, это был каким-то чудом
попавший сюда ключ от моего земного жилья. Я повертел его в руках, не
зная, что с ним делать, потом положил на стол. Мне пришло в голову, что
неплохо бы иметь какое нибудь оружие. Универсальный перочинный нож был
мало пригоден для этого, но ничего другого у меня не было, и я еще не
дошел до такого состояния, чтобы искать какой-нибудь ядерный излучатель
или что-нибудь в этом роде. Я уселся на металлический стульчик, который
стоял посредине пустого пространства, в отдалении от всех вещей. Мне
хотелось побыть одному. С удовольствием я отметил, что имею еще полчаса
времени. Стрелки на двадцатичетырехчасовом циферблате показывали семь.
Солнце заходило. Семь часов местного времени, значит, двадцать часов на
борту "Прометея". На экранах Моддарда Солярис, наверно, уже уменьшился до
размеров искорки и ничем не отличался от звезд. Но какое я имею отношение
к "Прометею"? Я закрыл глаза. Царила полная тишина, только в ванной капли
воды тихо падали на кафель.
Гибарян мертв. Если я хорошо понял Снаута, с момента его смерти
прошло всего несколько часов.
Что сделали с его телом? Похоронили? Правда, здесь, на Солярисе,
этого сделать нельзя. Я обдумывал это некоторое время, будто судьба
мертвого была так уж важна. Поняв бессмысленность подобных размышлений, я
встал и начал ходить по комнате, поддавая носком беспорядочно разбросанные
книги. Потом поднял с пола фляжку из темного стекла, такую легкую, как
будто она была сделана из бумаги. Посмотрел сквозь нее в окно, в мрачно
пламенеющие, затянутые грязным туманом последние лучи заката. Что со мной?
Почему я занимаюсь какими-то глупостями, какой-то ненужной ерундой?
Я вздрогнул - зажегся свет. Очевидно, фотоэлементы отреагировали на
наступающие сумерки. Я был полон ожидания, напряжение нарастало до такой
степени, что я уже не мог чувствовать за собой пустое пространство. С этим
нужно было кончать.