"Станислав Лем. Условный рефлекс" - читать интересную книгу автора

мумии, скрестив руки на груди, "утопленник" покоился в состоянии
невесомости. Сколько времени? Сколько мог выдержать.
Как будто ничего особенного. Однако в таких случаях с человеком
начинало твориться нечто странное. Конечно, о переживаниях "утопленников"
можно было почитать в учебниках по экспериментальной психологии. Но в
том-то и дело, что переживания эти были сугубо индивидуальны. Около трети
испытуемых не выдерживали не то что шести или пяти, а даже и трех часов.
И все же игра стоила свеч, так как направление на преддипломную практику
зависело от оценки за выносливость: занявший первое место получал
первоклассную практику, совсем не похожую на малоинтересное, в общем-то
даже нудное пребывание на различных околоземных станциях. Невозможно было
заранее предсказать, кто из курсантов окажется "железным", а кто сдастся:
"ванна" подвергала нешуточному испытанию цельность и твердость характера.
Пиркс начал неплохо, если не считать того, что он без всякой нужды
втянул голову под воду еще до того, как ассистент наложил ему маску; при
этом он глотнул добрую порцию воды и получил возможность убедиться, что
это самая обыкновенная соленая вода.
После того как наложили маску. Пиркс почувствовал легкий шум в ушах.
Он находился в абсолютной темноте. Расслабил мускулы, как было предписано,
и неподвижно повис в воде. Глаза он не мог открыть, даже если б захотел:
мешал парафин, плотно прилегавший к щекам и ко лбу. Сначала зазудело в
носу, потом зачесался правый глаз. Сквозь маску, конечно, почесаться было
нельзя. О зуде ничего не говорилось в отчетах других "утопленников";
по-видимому, это был его личный вклад в экспериментальную психологию.
Совершенно неподвижный, покоился он в воде, которая не согревала и не
охлаждала его нагое тело. Через несколько минут он вообще перестал ее
ощущать.
Разумеется, Пиркс мог пошевелить ногами или хоть пальцами и
убедиться, что они скользкие и мокрые, но он знал, что с потолка за ним
наблюдает глаз регистрирующей камеры; за каждое движение начислялись
штрафные очки. Вслушавшись в самого себя, он начал вскоре различать тоны
собственного сердца, необычно слабые и будто доносящиеся с огромного
расстояния. Чувствовал он себя совсем не плохо. Зуд прекратился. Ничто его
не стесняло. Альберт так ловко приладил трубки к маске, что Пиркс и забыл
о них. Он вообще ничего не ощущал. Но эта пустота становилась тревожащей.
Прежде всего он перестал ощущать положение собственного тела, рук, ног. Он
еще помнил, в какой позе он лежит, но именно помнил, а не ощущал. Пиркс
начал соображать, давно ли он находится под водой, с этим белым парафином
на лице. И с удивлением понял, что он, обычно умевший без часов определять
время с точностью до одной-двух минут, не имеет ни малейшего представления
о том, сколько минут - или, может, десятков минут? - прошло после
погружения в "сумасшедшую ванну".
Пока Пиркс удивлялся этому, он обнаружил, что у него уже нет ни
туловища, ни головы - вообще ничего. Совсем так, будто его вообще нет.
Такое чувство не назовешь приятным. Оно скорее пугало. Пиркс будто
растворялся постепенно в этой воде, которую тоже совершенно перестал
ощущать. Вот уже и сердца не слышно. Изо всех сил он напрягал слух -
безрезультатно. Зато тишина, целиком наполнявшая его, сменилась глухим
гулом, непрерывным белым шумом, таким неприятным, что прямо хотелось уши
заткнуть. Мелькнула мысль, что прошло, наверное, немало времени и