"Станислав Лем. Лолита, или Ставрогин и Беатриче (о Набокове)" - читать интересную книгу автора

Вместо проблемы гуманистической, художественной, писательской мы бы имели
перед собой клиническую проблему, как в случае с дегенератом, только уже на
более высоком интеллектуальном уровне. А так, собственно, оно и есть;
граница между тем, что можно, и тем, чего нельзя, между преступлением и
добродетелью, грехом и целомудренностью, адом и раем проходит внутри такого
человека, и высшим авторитетом, высшим трибуналом, противником становится он
сам для себя, причем гораздо сильнее, интенсивнее, чем тот человек, который
следит за несправедливостями общества (чтобы их осудить). Вечная проблема
склонной к греху человеческой природы, проблема условиой линии запретов,
нарушаемой выдающимися личностями, или же сверхисторически неизменной,
линии, о которой рудиментарно начинал задумываться уже, возможно,
неандерталец, проблема, которая в этом так называемом извращенце
сконцентрирована по-особому, конкретно, в высшем напряжении - и здесь мы
приходим к понимаиию, что "извращенец" является попросту увеличительным
стеклом, что дело не в изучении извращения, а в выборе художествениых
средств, которые позволяют в своем конечном результате по-новому (а это в
литературе самое трудное) ощутить, пережить проблему пола и любви.
Почему "по-новому", если сама проблема стара, как мир? Потому, что
случай Хумберта-Лолиты таким образом вводит эротическую проблематику, что
писатель, ничего существенного не замалчивая, показывает абсолютную
ненужность вульгарного описывания сексуальной тезники при прникновении в
ядро темноты, окруженной заревом пылающей ненасытности, неудовлетворенности
- такой, собственно, темнотой является любовь, перерастающая механизм
"поддержания вида", которым наградила человека прнрода. Мы прослеживаем эту
любовь, лишеиную обузданий, которые обычно наслаиваются заботами
цивилизации, любовь так отделенную от освященных норм, что по отношению к
ней замирает иаш рефлекс классификации, попытка однозначного определения. В
многолюдном центре современной страны сбегаются, словно в герметически
замкнутой извне пустой сфере, возвышенная и отвратительная нежность двоих
"лю6овников", трагическая и беспомощная жестокость, наконец -
смехотворность преступления, и эта смесь, этот синтез делают напряженность
восприятия и переживания более сильными, нежели потребность установить, кто
виновник и кто жертва. В застывшей реминисценции, в глазах каждого суда, в
соответствии с тем, что мы делим на добро и зло - естественно, нет места
подобным колебаниям, но, дочитывая книгу, мы не можем вынести приговор - не
потому, что это невозможно, а потому, что чувствуем его ненужность, и то
чувство, с которым мы откладываем книгу, по-моему - единственное и основное
убедительное доказательство писательского успеха.
Вероятно, анализируя, можно было бы сказать о "Лолите" много умных
вещей. Незрелость "Ло", замаскированная псевдоуверенностью в себе, является,
по сути, некоей картиной инфантилизма американской культуры, но эти
проблемы, пускающие глубокие корни в социологию тамошней жизни, я оставляю в
стороне. Судьба девочки, далеко не завидная, хотя Набоков и не наделил ее
"положительными" чертами, и эта маленькая душа чрезмерно набита мусором
комиксов, мятных лепешек и рекламы; хотя автор еще перед началом всего отнял
у нее возможиость "растоптанной невинности", наделив подростка тривиальным
половым опытом, и поведал о ней многое, убеждая нас в совершеннейшей
обычности, посредственности ее личности и в том, что ее ничего особенного не
ждало в жизни, даже если б не случилось рокового появления Хумберта, -
судьба эта трагична, и извлечение такой ноты из всей этой пустоты составляет