"Станислав Лем. Кибериада. Путешествие первое А, или Электрувер Трурля" - читать интересную книгу автора

перестала откликаться и только колотила током. Умолял он ее, умолял и
смог уговорить лишь спеть короткую песенку "Жили-были дед да баба, ели
кашу с молоком", на чем ее вокальные упражнения кончились. Тогда начал
он ее прикручивать, глушить, усилять, ослаблять, регулировать, пока не
решил, что все в лучшем виде. Тут и угостила она его такими стихами,
что возблагодарил он небеса за эту прозорливость: то-то бы потешился
Клапауций, заслышав эти занудливые вирши, ради которых пришлось
промоделировать возникновение Космоса и всех возможных цивилизаций!
Вставил он ей шесть противографоманских фильтров, но они вспыхивали,
как спички; пришлось изготовить их из корундовой стали. Тут понемногу
стало у него налаживаться; он дал машине полную семантическую
развертку, подключил генератор рифм, и чуть было все опять не полетело
в тартарары, так как машина пожелала быть миссионером у нищих звездных
племен. Однако в тот последний момент, когда он уже готов был
наброситься на нее с молотком в руках, пришла ему в голову
спасительная мысль. Он выбросил все логические контуры и вставил на их
место ксебейные эгоцентризаторы со сцеплением типа "Нарцисс". Машина
закачалась, засмеялась, заплакала и сказала, что у нее побаливает
где-то на уровне третьего этажа, что ей все уже до лампочки, что жизнь
удивительна, а все кругом негодяи, что она, наверное, скоро умрет, и
желает только одного∙ -- чтобы о ней помнили и тогда, когда ее не
станет. Затем велела подать ей бумагу. Трурль облегченно вздохнул,
выключил ее и отправился спать. Утром он зашел, за
Клапауцием. Услышав, что его зовут на запуск Электрувера, как решил
Трурль назвать свою машину, Клапауций бросил все свои дела и пошел в
чем был, так не терпелось ему поскорее стать свидетелем поражения
Друга.
Трурль прежде всего включил нагревательные контуры, потом дал
малый ток, еще несколько раз взбежал наверх по гремящим железным
ступенькам -- Электрувер похож был на огромный судовой двигатель, весь
в стальных мостках, покрытый клепаным железом, со множеством
циферблатов и клапанов, -- и вот, наконец, запыхавшийся, следя, чтобы
не падало напряжение, он заявил, что для разминки начнет с маленькой
импровизации. А потом уж, конечно, Клапауций сможет предложить машине
любую тему для стихов, какую захочет.
Когда амплификационные указатели дали знать, что лирическая
мощность достигла максимума, Трурль, рука которого чуть заметно
дрожала, включил большой рубильник, и почти сразу машина произнесла
голосом слегка хриплым, но изобилующим чарующими и убедительными
интонациями:
-- Общекотовичарохристофорная хрящетворобка.
-- И это все? -- выждав некоторое время, необычайно вежливо
спросил Клапауций. Трурль стиснул зубы, дал машине несколько ударов
током и снова включил. На этот раз голос оказался значительно чище; им
можно было просто наслаждаться, этим торжественным, не лишенным
обольстительных переливов баритоном:

Лопотуй голомозый, да бундет грывчато
В кочь турмельной бычахе, что коздрой уснит,
Окошел бы назакрочь, высвиря глазята,