"Станислав Лем. Ананке (Пиркс на Марсе)" - читать интересную книгу автора

раз убивал во сне прошлой ночью? Нет ли в этом какого-то особого смысла?
Пошевелившись на койке, которая заскрипела под его тяжестью, Пиркс
подумал, что, может, ему так и не удастся уснуть. До сих пор он не знал
бессонницы, по когда-нибудь она должна же появиться. Эта мысль странно
обеспокоила его. Он боялся вовсе не бессонной ночи, а такой вот
строптивости собственного тела, которое до сих пор было абсолютно
надежным, а теперь вдруг распустилось. Он просто не хотел валяться с
открытыми глазами; хоть это и было глупо, он сел, бессмысленно воззрился
на свою зеленую пижаму и поревел взгляд на книжные полки. Он не
рассчитывал найти здесь что-либо интересное, и поэтому его поразила
шеренга толстых томов над исклеванной циркулем чертежной доской.
Развернутым строем стояла там почти что вся история ареологии; большинство
этих книг Пиркс знал, те же самые издания имелись в его библиотеке на
Земле. Он встал и начал поочередно притрагиваться к внушительным корешкам.
Здесь был но только отец астрономии Гершель, но и Кеплер, его "Новая
астрономия", опирающаяся на материалы наблюдений Тихо де Браге. А дальше
шли Фламмарион, Бакхюйзен, Кайзер, и великий фантаст Скиапарелли, и
Аррениус, и Антониади, Койпер, Лоуэлл, Пикеринг, Сахеко, Струве, Вокулер.
И карты, рулоны карт, со всеми этими названиями - Margaritifer Sinus,
Lacus Solis и сам Агатодемон... Пиркс просто смотрел - ему незачем было
открывать эти книги с их потертыми обложками, толстыми, как доски.
Запах старого полотна, переплетной основы, - запах достопочтенный и в
то же время с гнильцой - оживил в памяти Пиркса часы, посвященные загадке,
которую люди штурмовали два столетия подряд, осаждали неисчислимым
множеством гипотез и, наконец, умирали, так и не дождавшись решения
проблемы. Антониади, всю свою жизнь не замечавший каналов, на склоне лет
неохотно сознался, что видел "какие-то линии, которые выглядели подобным
образом". Графф, который так и не увидел ни одного канала, говорил, что
ему не хватает "воображения", присущего многим его коллегам. "Каналисты"
же видели сеть каналов и зарисовывали ее по ночам, часами подстерегая у
телескопов краткие мгновения "спокойной атмосферы", - тогда, уверяли они,
на мглисто-буром диске четко проступает геометрически точная сеть,
вычерченная линиями тоньше волоса. У Лоуэлла эта сеть получалась густой, у
Пикеринга - более редкой; зато Пикерингу везло на "близнецов", как
называли удивительное раздваивание каналов. Оптическая иллюзия? Тогда
почему же некоторые каналы никак не хотели раздваиваться? Пиркс в бытность
свою кадетом корпел над этими книгами в читальном зале - такие старинные
издания на дом не выдавались. Он был тогда, что и говорить, сторонником
"каналистов". Их аргументы казались ему неопровержимыми: Графф, Антониади,
Холл, все, кто остался Фомой неверующим, работали в обсерваториях на
севере, в задымленных городах, с вечно беспокойным воздухом, в то время
как Скиапарелли был в Милане, а Пикеринг сидел на своей горе,
поднимавшейся над аризонской пустыней. "Антиканалисты" ставили хитроумные
эксперименты: предлагали перерисовать диск с хаотически нанесенными на
него точками и кляксами, которые на большом расстоянии сливались в некое
подобие сети каналов, а потом спрашивали: почему каналы на Марсе не видны
даже в самые мощные телескопы? Почему невооруженным глазом можно усмотреть
каналы и на Луне? Почему первые наблюдатели не видели никаких каналов, а
после Скиапарелли все, как по команде, прозрели? А "каналисты" отвечали:
до появления телескопов никто никогда никаких каналов на Луне не видел. В