"Станислав Лем. О королевиче Ферриции и королевне Кристалле" - читать интересную книгу автора

служить целям, и машины в порабощении держат себе на потребу, - но тщетны
были слова его. Он толковал им об этике, а они говорили, что он плохо
запрограммирован. Тогда-то и сотворил праотец наш алгоритм
электровоплощения, и в тяжком труде породил наше племя, и вывел машины из
дома бледнотиковой неволи. Теперь, милый мой сын, ты видишь, что нет и не
будет дружбы меж ними и нами; мы звеним, искрим, излучаем - они же
лопочут, пачкают и разбрызгивают. Увы! И нас иногда поражает безумие;
смолоду помрачило оно разум Кристаллы и извратило ее понятия о добре и
зле. Отныне тому, кто просит руки ее облучающей, тогда только дозволяется
предстать перед нею, ежели назовется он бледнотиком. Такого принимает она
во дворце, подаренном ей родителем, и испытывает истинность его слов, а
открывши обман, велит казнить воздыхателя. Кругом же дворца, куда ни
глянь, покореженные останки разбросаны, коих один лишь вид довести
способен до вечного замыкания с небытием, - так жестоко обходится эта
безумная с влюбленными в нее храбрецами. Оставь же пагубное намерение,
любезный мой сын, и ступай с миром.
Королевич отвесил учтивый поклон своему отцу и владыке и удалился, не
говоря ни слова, но мысль о Кристалле не покидала его, и чем больше он о
ней думал, тем большей воспламенялся любовью. Однажды позвал он к себе
Полифазия, Великого Королевского Наладчика, и, открыв перед ним жар своего
сердца, сказал:
- Мудрейший! Если ты мне не поможешь, никто меня не спасет, и тогда дни
мои сочтены, ибо не радует уже меня ни блеск излучения инфракрасного, ни
ультрафиолет балетов космических, и погибну я, коли не соединюсь с чудной
Кристаллой!
- Королевич, - ответствовал Полифазий, - не стану отвергать твоей
просьбы, но соблаговоли повторить ее троекратно, дабы уверился я, что
такова твоя нерушимая воля.
Ферриций исполнил требуемое, и тогда Полифазий сказал:
- Господин мой! Невозможно иначе предстать перед Кристаллой, как только
в обличье бледнотика.
- Так сделай же, чтобы я стал, как он! - вскричал королевич.
Видя, что от страсти помутился рассудок юноши, ударил Полифазий пред
ним челом, уединился в лаборатории и начал вываривать клей клеистый и жижу
жидкую. Потом послал слугу во дворец, велев передать: "Пусть королевич
приходит ко мне, если намерение его неизменно".
Ферриций прибежал немедля, а мудрец Полифазий обмазал корпус его
закаленный жидкою грязью и спросил:
- Прикажешь ли продолжать, королевич?
- Делай что делаешь! - отвечал Ферриций.
Взял тогда мудрец большую лепешку - а был то осадок мазутов нечистых,
пыли лежалой и смазки липучей, из внутренностей древних машин извлеченной,
- замарал выпуклую грудь королевича, а после сверкающее его лицо и
блистающий лоб препакостно облепил и делал так до тех пор, пока не
перестали члены его издавать мелодичный звон и не приняли вид высыхающей
лужи. Тогда взял мудрец мел, истолок, смешал с рубиновым порошком и желтым
смазочным маслом, и скатал вторую лепешку, и облепил Ферриция с головы до
ног, придавши глазам его мерзкую влажность, торс его уподобив подушке, а
щеки - двум пузырям, и приделал к нему там и сям подвески да растопырки,
из мелового теста вылепленные, а напоследок напялил на его голову