"Паскаль Лене. Прощальный ужин " - читать интересную книгу автора

этот потаенный процесс был тем более незаметен, что тетя Ирэн вообще
избегала говорить у нас о своей работе "гувернантки" - дабы пощадить
чувствительный слух маман, которая находила ее положение унизительным,
сравнимым с положением прислуги.)
Девушка улыбнулась мне. Я почувствовал, как ее взгляд мягко
обволакивает меня, словно какую-нибудь зверушку, которую ей дали подержать,
и помимо собственной воли поддался этой буквально сразившей меня нежности.
Я даже не пытался скрыть своего волнения, которое, возможно, делало
меня смешным в глазах Эллиты, так как в этот первый момент я думал о том,
чтобы покорить ее никак не больше, чем о том, чтобы слетать когда-нибудь на
Луну. Я неловко взял протянутую мне руку, скорее, едва дотронулся до нее,
удивленный и как-то встревоженный тем, что эта рука оказалась вполне
досягаемой. Девушка, конечно, заметила мое волнение. Вероятно, что-то в ней
угадало неистовство моих чувств. И в ее глазах на миг снова появилось все то
же нежное, подобное воркованью голубя свечение. То были мое первое счастье и
моя первая любовь.

Я был в том возрасте, когда мужчины охотно хвастают своими любовными
приключениями и успехами, но готовы скорее умереть, чем обнаружить или хотя
бы просто признаться самим себе в настоящем большом чувстве: я словно
пытался скрыть от себя свою собственную любовь даже тогда, когда, предавая
себя во власть упоительных бессонниц, взывал к образу покорной Эллиты с
надеждой, что на протяжении всей ночи она будет слышать мой голос.
Моя комната с полосатыми желто-коричневыми обоями, неказистым шкафом,
коротенькими цветастыми занавесками и, наконец, с заменившим мне письменный
стол карточным столиком, зеленое сукно которого, покрытое чернильными
пятнами, превратилось в своеобразную огромную промокашку, казалась не
слишком подходящим местом для визитов моей любимой. Однако ничего другого
вместо этой банальной и безвкусной обстановки моего детства, которую я
словно впервые увидел, оценив крохотные размеры комнаты и разношерстность
мебели, у меня не было, не было даже в мечтах.
Обстановка являлась детищем моей матери, у которой, конечно же, и в
мыслях не было, что этой комнате школьника суждено стать в один прекрасный
день пристанищем воображаемых, неземных и целомудренных любовных утех ее
увальня-сына. Приходилось заботиться прежде всего о "пользе": у стены стоял
стеллаж для книг и словарей, а мой стол был снабжен большой лампой, какие
бывают у чертежников - чтобы я не "ломал" глаза, делая уроки. Единственным
украшением комнаты были какое-то зеленое растение, которое уже на протяжении
нескольких лет все росло и росло, выбрасывая время от времени то тут, то там
большие резинистые листья, обрамлявшие теперь окно своей нещедрой пышностью,
да пара английских гравюр по обе стороны от моего изголовья, одна из которых
называлась "Отъезд дилижанса", другая - "Охота на лису".
Маман терпеть не могла, когда Ирэн начинала рассказывать о своих
"хозяевах". Она делала вид, что относится к своей несчастной сестре, некогда
оставленной мужем, как к "бедной родственнице". При этом, однако,
унизительное положение тети Ирэн не должно было выходить за рамки приличия,
чтобы не нанести ущерба престижу нашей семьи и ее безупречной репутации в
квартале. Поэтому обычно говорилось, что моя тетушка "преподает", чем
давалось, насколько это возможно, понять, что она работает в какой-то школе
или принимает учеников "на дому". Но поскольку Ирэн была несносной