"Владимир Ленский. Странники между мирами ("Эльфийская кровь" #2) " - читать интересную книгу автора

И все же не определяемый словами, но отчетливо ощущаемый дух окраины
сохранялся здесь в неприкосновенности. Земля, по которой ступали кони
молодых людей, никогда не забывала о том, какой она была несколько поколений
назад. Так кухонная девушка, одетая в платье госпожи, продолжает сохранять
повадки прислуги, как бы она ни тужилась подражать горделивым манерам
знатной особы.
Старшему из всадников было чуть больше двадцати; младшему - немногим
меньше семнадцати. Все пятеро были одеты богато и вместе с тем небрежно:
сочетания цветов подобраны как попало, тонкие кружева на манжетах оборваны
или запачканы, плащи из очень хорошей шерстяной ткани обильно забрызганы
грязью - хотя во время обычной прогулки явно не было никакой необходимости
мчаться сломя голову по бездорожью.
С тем же благодушным безразличием отнеслись молодые бездельники и к
предложению заночевать за второй стеной, на каком-нибудь постоялом дворе
старой окраины. Они двинулись по улице, местами узкой, застроенной пузатыми
домами с удивительно благонамеренными физиономиями, а местами неожиданно
раздающейся в стороны - однако не с обдуманной щедростью, как это в обычае у
блестящих, по-настоящему богатых улиц столичного центра, но попросту
неряшливо: то, что в исполнении знатной дамы выглядит как изысканная
эксцентричность, неизбежно прилепит к простушке обидное прозвище
"распустеха".
Постоялый двор "Стражник и бочка" представлял собой истинное наследие
былой окраины: он размещался неподалеку от старых ворот, теперь замурованных
и заросших плющом с такими темными и плотными листьями, что их можно было
принять за кожаные.
Когда-то там останавливались путники в ожидании досмотра, проводимого
возле ворот четвертой стены; туда же заходили стражники пропустить после
смены кружку.
- Ну вот мы и дома, - удовлетворенно промолвил старший из всадников.
Двое других рассмеялись.
Самый юный из всех выехал вперед, задрал голову, осматривая заведение -
очень старое, с облупленным, когда-то белым фасадом: местами штукатурка
отвалилась и проглядывали бревна и тряпки, пропитанные раствором, которыми
конопатили щели. Вывеска с изображением солдата, сидящего верхом на бочке,
точно на коне, чуть поскрипывала на ночном ветру. Над нею тускло чадил
фонарь с закопченными стеклами.
В сумрачном, прыгающем свете запрокинутое лицо юноши выглядело
странным: что-то звериное проступало в его облике, в почти неестественной
худобе, в чуть раскосых глазах, окруженных пляшущими тенями, в извилистых
губах с глубокими ямками в углах. Влажные зубы жадно поблескивали. Он не
носил ни капюшона, ни головного убора. Тонкие темные пряди в беспорядке
падали на лоб, на плечи, и две или три из них резкими, уверенными линиями
наискось перечеркивали лицо, точно отрицая самую возможность его
существования.
Молодой человек перевел взгляд с вывески на своих спутников. Тени
быстро побежали по его скулам и нашли себе новое прибежище, разместившись
вокруг подбородка. Теперь лицо превратилось в бледный узкий треугольник.
- Агилон займется лошадьми, - распорядился юноша, - Мегинхар поговорит
с хозяином. Я хочу отдельную комнату, остальные - как хотите...
Он спешился и бросил поводья, уверенный в том, что их подберут. Не