"Донна Леон. Гибель веры" - читать интересную книгу автора

В прошлом он добавил бы: "сестра Иммаколата", - а теперь не знал, как к
ней обращаться. С облачением ушло имя и еще что-то.
- Меня зовут Мария, - проговорила она, - Мария Теста, - и замолчала,
прислушиваясь к отзвуку своего имени. - Хотя я не уверена, что имею право
так называться.
- Что-что? - не понял Брунетти.
- Выход - это длительный процесс. То есть выход из ордена. Напоминает
передачу храма под светские нужды. Масса сложностей, и может пройти много
времени, прежде чем тебя отпустят.
- Полагаю, они хотят увериться. Увериться в том, что ваш поступок
продуман.
- Да. Это может занять месяцы, а то и годы. Приходится добывать для них
письма от людей, которые знают тебя и верят, что ты способна принимать
решения.
- Поэтому вы здесь? Вам нужна моя помощь?
Она махнула рукой, словно отметая его слова и с ними обет послушания.
- Нет, это пустяки. Дело сделано. Всё.
- Ясно. - Но Брунетти ничего не стало ясно.
Девушка посмотрела на него через стол таким прямым взглядом и такими
ошеломительно прекрасными глазами, что он ощутил укол преждевременной
зависти к мужчине, который покончит с ее обетом целомудрия.
- Я пришла из-за casa di cura * Из-за того, что там видела.
______________
* Дом престарелых (ит.).

Сердце его рванулось через пространство к матери, и он немедленно
изготовился к любому намеку на опасность.
Но она перехватила его страх, предупредила вопрос:
- Нет, комиссар, ваша матушка тут ни при чем, с ней ничего не
произойдет, - и запнулась, смущенная тем мрачным смыслом, который содержался
в ее словах: единственным происшествием, ожидавшим его мать, была смерть. -
Простите, - пробормотала девушка и затихла.
Комиссар изучал ее с минуту, встревоженный услышанным и не решаясь
спросить ее, что она, собственно, имела в виду... Он вспомнил, как в
последний раз навещал мать, как надеялся встретить у нее давно отсутствующую
сестру Иммаколату, единственную, кто понимал его изболевшуюся душу. Но
вместо милой сицилийки обнаружил в холле лишь сестру Элеанору, сухую
старушенцию, для которой монашество сводилось к нищете духа, постоянной
суровости и повиновению некоему строгому понятию о долге. То, что его мать
может, хоть на мгновение, оказаться во власти этой женщины, по-человечески
его злило. А то, что это заведение считалось одним из лучших в районе,
взывало к его гражданской совести.
Голос Марии вернул его к действительности, но он не уловил, что она
говорила, пришлось спросить:
- Извините, сестра... - Он тут же сообразил, что сработала долгая
привычка так ее называть, - я отвлекся.
Она будто не заметила его оговорки.
- Я имею в виду casa di cura в Венеции, откуда ушла три недели назад.
Но ушла я не только оттуда, - ушла из ордена, все бросила, чтобы начать... -
она остановилась и устремила взгляд за открытое окно, на фасад церкви