"Леонид Леонов. Туатамур" - читать интересную книгу автора

счастлив, ибо у него голубое лицо..." Я сказал тихо:
- Ты хорошо бьешь, Ытмарь. Одним ударом - трех. Тынлагез баргузда! У
него были синие глаза, а у меня - цвета обожженного камня. У него была
борода, как русый шелк, а у меня подбородок давно опалился солнцем и огнем.
Его глаза! Они наполнились лунным молоком, как чаши Худды, но там, на
дне их, я увидел две черных точки смерти, малых, как срез конского волоса.
Два укуса разлучающей навсегда!
Он был как мальчик. У него был вид, словно он не переломил ноги ни
одной курице. И он стонал. Аммэна! У него была одна рана, и он стонал, а у
меня были четыре раны, я прокусил язык, чтоб не упасть с коня, и я молчал...
Аммэна, я молчал! Кто слышал?
Я слез с коня и сказал:
- Не надо плакать. Мертвым обидны слезы живых. Она не оглянулась, но
вздрогнули в ее волосах горячие зеленые камни бугтака и тесней сомкнулось
гагатовыми зернами чернобусое ожерелье у нее на шее. Гагат растворяется в
луне, как соль в воде, и луна делается горькой, как вкус гохай ширгкэк,
вырастающей из безводного камня.
Луна текла в небе. Мертвые караулили живых! Из куста над обрывом
вырвалась птица чибис.
Ытмарь, раскачиваясь, пела одними губами. Эйе, никто не целовал их -
только луна, как сестру, - она пела песню.
Я прислушался, я услышал. Я понял все, и мне захотелось, чтобы
кто-нибудь другой встал под кингар смертной звезды. То была старость. Текла
луна. Мертвые караулили живых. В замутневшее, неостылое небо покойно глядели
недвижные голубые глаза. Ытмарь раскачивалась, подогнув ноги, и пела
неслышно про царевну Луну, полюбившую батыря Дубарлана.
Я встал с колен. Эвва, кто мог знать, что завтра же пика в черном
войлоке встанет над юртом в знак смерти дочери Покорителя Средин?
Текла луна.
"...И тогда пришла Луна в шатер Дубарлана. И заглянула ему в глаза. А
он... был... мертв..."
[162]

XIII

В пору, когда ложатся спать, - тогда была старость шестой луны, -
карбекчи принесли мне две вести. Один сказал:
- Чегиркан взял колья. Плоскиня выдал князей. Их шестеро, а седьмым он
сам.
Плоскиня был бродник. Он целовал мне землю, но перешел к князьям. А
когда перешел - изменил им. Он изменил дважды. Разжиревшая собака кусает
хозяина. Я приказал:
- Плоскиню повесить на шею верблюда и бить кнутом.
Второй вестник сделал руками щелк-щелк, боясь слов. Я сказал, чтоб
говорил. Он сказал потом:
- Ытмарь... убила себя.
Хга, теперь я умею только лаять, а тогда я умел рычать. Вот я зарычал:
дым гнева исшел из моей гортани. Я с маху вонзил саблю в землю по рукоять. Я
бросил горсть земли за пазуху. Я вскочил с войлока и разодрал на полы свой
эмирский халат. Голосом, как медь, я крикнул на весь стан: