"Канал" - читать интересную книгу автора (Дудченко Владимир Алексеевич)

Глава вторая

— Ли-натаараф — Давайте знакомиться! — сказал, слегка смущаясь, командир роты капитан Набиль на литературном арабском. Он посмотрел на русского советника, и в уголках его рта наметилась брезгливая улыбка. Полещук представил капитана Агеева и, понимая, какой у того нелепый для фронта вид, добавил, что советник — классный специалист по радарам, и его не успели переодеть из-за спешки.

Полещуку все было понятно: каким бы великолепным спецом ни был его новый начальник, первое впечатление он произвел, мягко говоря, неважное. Египетский капитан даже в полумраке блиндажа выгодно от него отличался: холеное лицо, высокий лоб с залысинами, прическа — волосок к волоску, тщательно отглаженная полевая форма… Может, потому он и смутился, что ожидал увидеть совсем другого человека, иностранца из неизвестной ему страны, офицера, которого невозможно спутать с кем-либо иным, а увидел несуразного Агеева. В общем, русского советника встретили, как водится, по одежке.

— Чай, кофе? — спросил Набиль. И, не дожидаясь ответа, крикнул в сторону выхода из блиндажа. Появился солдат, которому комроты скомандовал насчет кофе и чая, а также полевой формы для русского хабира.

— Саша, я не понимаю, — удивился Агеев. — В чем дело?

— А чего тут понимать, — ответил Полещук, — нормальное фронтовое гостеприимство: сейчас вас напоят, оденут и обуют, дабы вы не светились на канале одеждой из 10-го главного управления Генштаба. Евреи же все видят!

— Да ты что? — искренне удивился Агеев, глядя на ухмылявшихся командира роты Набиля и Полещука. — Да, да, Юрий Федорович, чистая правда, — сказал Полещук и перевел на арабский. Без номера управления Генштаба. Теперь рассмеялись все трое, а когда солдатик принес чай и кофе, начали предметно общаться.

— Мистер Юрий, я сейчас не буду представлять вас офицерам роты, познакомитесь с ними в рабочем порядке, Искяндер вам поможет, — сказал Набиль, глядя на Полещука и внимательно вслушиваясь в русский перевод.

— Да, капитан, мы разберемся.

— Прошу обратить особое внимание, господин мусташар [советник — араб. ] Юрий, на то, чтобы наши офицеры максимально быстро ознакомились со станциями П-12 и П-15, - произнес Набиль, — у них хорошее образование, и эта, новая для них техника, должна быть освоена в кратчайшие сроки. За нами — ракетные дивизионы, и от наших станций разведки и целеуказания зависит очень многое. Да, мальгу вам уже подготовили.

Капитан Набиль, которому, как подумал Полещук, явно не доставало стэка, чтобы имедж британского офицера (которому явно старался соответствовать египтянин) был полным, сухо попрощался и пошел к выходу из мальги.

— Саша, пошли на станции, — сказал Агеев, — посмотрим, познакомимся с людьми.

— У меня другое предложение, Юрий Федорович, — сказал Полещук, допивая кофе. — Радары подождут, давайте посмотрим наше местное жилье, бросим вещички — он кивнул на свой портфель, — а потом — на технику. А вот и одежка ваша прибыла. Там и примерем. Давай, вахш, — обратился он к солдату, — показывай, куда идти…

Мальга была, по египетским меркам, то, что надо: арматура, толь, мешки с песком, две железные кровати, дыра для вентиляции и стоящий в нише на приступке, напротив отверстия, глиняный кувшин „улля“, к которому Полещук жадно приложился. Сверху на веревке, привязанной к пруту арматуры, свисала керосиновая лампа.

— Юрий Федорович, рекомендую! — сказал он, отрываясь от кувшина. — Ох, какая холодненькая водичка!

— Саша, ну тебя в баню! — сказал Агеев, беря „уллю“. — Ты мне лучше скажи, сколько накатов в блиндаже, выживем ли мы при бомбежке?

— Не знаю, товарищ капитан, накатов здесь никаких нет, железная полусфера и песок сверху, думаю, что при прямом попадании, вряд ли… Кстати, какую койку вы выбираете, левую или правую?

Агеев посмотрел на обе кровати и молча показал пальцем на ближайшую к нему. Полещук кинул портфель на соседнюю, сел на нее, поерзал задом, проверяя упругость, потом, отогнув край тоненького матраца, наклонил голову, вздохнул и сказал:

— Да, не очень-то отдохнешь на этой железяке! Короче, товарищ советник, вот вам элемент тягот и лишений военной жизни!

Капитан Агеев осторожно присел на свою кровать, провел рукой по солдатскому одеялу и усмехнулся.

— Вполне нормально, Саша. Тебя бы к нам, в Сибирь, на учения, да поспать в палатке, когда снаружи минус тридцать…

— Все, молчу, Юрий Федорович, упаси Аллах! Кстати, пора бы вам переодеться в египетскую одежку, в костюме из „десятки“ на фронте, сами понимаете, не очень комфортно.

Агеев быстро переоделся в полевую форму, оставив под ней рубашку с галстуком.

— Пойдемте наружу, — сказал ему Полещук, — посмотрим при дневном свете.

Оба выбрались из блиндажа и зажмурились от яркого солнца. Форма оказалась впору, только рукава куртки были явно длинноваты.

— Сейчас исправим, — сказал Полещук и огляделся. Вокруг высились песчаные холмы и ни одной живой души. Он свистнул. Тишина.

— Фи хад гуна? [Есть кто-нибудь здесь? — араб. ] — крикнул Полещук.

— Айва, эффендем! [Да, господин! — егип. ] — раздалось в ответ, и из-за бархана за блиндажом появился египетский солдат.

— Найди-ка, братец, тарзи [портного — араб. ] и скажи, чтобы он укоротил рукава, — сказал Полещук. — И принеси нам пару шинелей и каски. — Он похлопал солдату по плечу, протянул ему пачку „Клеопатры“ и добавил:

— Покури, пока хабир переоденется…

— Я вот заметил, Саша, что этот Набиль, командир роты, ко мне не очень, — сказал Агеев, выходя из блиндажа и отдавая солдату куртку. — Как-то слишком сухо и официально…

— Ничего удивительного, Юрий Федорович, предполагаю что он — местный аристократ, британское образование и прочее. Не берите в голову!

…Даже в феврале днем египетское солнце бывает очень жарким, а в пустыне или на высотке под Фаидом, где расположилась 6-я радиотехническая рота — особенно. Каждый камешек на барханах, без малейших признаков растительности, излучал жар. На голубом небе не было ни единого облачка. Если подняться повыше, на один из самых высоких барханов, то можно увидеть узкую полоску поселка в зелени пальм и бананов, а дальше — изумрудно-синюю гладь Большого Горького озера и с десяток гражданских судов, заблокированных там со времен войны 1967 года.

— Пойдемте в мальгу, товарищ капитан, — сказал Полещук, спускаясь с бархана. — Уж больно жарко становится. Все-таки Африка…

„… Часть отраженной энергии попадает обратно в антенное устройство РЛС, усиливается в приемнике и фиксируется в выходном устройстве. Появление сигналов на выходе РЛС говорит о наличии объекта в пространстве…“ — нудно говорил Агеев. — Скорость объекта определяется импульсным методом…“

— Господин советник Юрий, — взметнулась рука арабского офицера, — прошу пояснить насчет импульсного метода.

Агеев посмотрел на Полещука, тот перевел вопрос и замолчал, ожидая ответа.

— Импульсный метод заключается в том, — начал объяснять Агеев, — что антенна РЛС посылает мощный радиоимпульс к воздушной цели…

Полещук начал переводить, как вдруг все заулыбались, повернув головы в сторону в сторону неторопливо подходившего невысокого офицера. По его проcтоватому довольно смуглому лицу и не подогнанной форме Полещук догадался, что он — вроде нашего офицера-двухгодичника, призванного на службу. Парнишка, скорее всего, из простой египетской семьи, откуда-нибудь из провинции. Так оно и оказалось.

— Лейтенант Абдель Кадер, — тихо произнес он. — Извините за опоздание.

Он под смешки офицеров сел на корточки и невозмутимо посмотрел на советника Агеева и на Полещука. Полещук подумал о неравенстве среди египетских офицеров, о богатых и бедных, к последним явно относился опоздавший лейтенант, чувствовавший себя не очень комфортно в чуждой для него среде. Даже здесь, на фронте.

— Итак, импульсный метод, товарищи, сводится к тому, что на основании эффекта Доплера станция получает отраженный сигнал с запаздыванием, которое равно… — Агеев написал на песке формулу — вот теперь вы видите, что обнаружение воздушной цели радаром элементарно просто. Вот вам и цель с ее скоростью…

Полещук, опустив Доплера, перевел все остальное и столкнулся взглядом с Абдель Кадером. Тот загадочно улыбался.

— Что-то непонятно? — спросил Полещук.

— Про эффект Доплера вы забыли. А вообще я хотел узнать насчет „Шрайков“, — сказал Абдель Кадер. — Говорят, что эти ракеты идут на излучение радара.

Полещук перевел и посмотрел на Агеева.

— Да, это американские противорадиолокационные ракеты, но их, насколько я знаю, пока у Израиля нет. А в принципе, нужно вовремя выключить станцию, это не проблема, если засечь момент пуска на экране радара. Потом посмотрим, как это делается.

Арабы закурили и, переговариваясь друг с другом, непоропливо пошли к радару. Абдель Кадер пристроился к Агееву. Полещук, приглядываясь к нему, его разбитым ботинкам, запачканной, нестиранной форме, помятому солдатскому кепи, но при этом — умным, все понимающим глазам, — понял, что этот лейтенант — очень непрост, и вопросов у него будет, наверное, много.

— Абдель Кадер, где ты учился? — спросил Полещук, по-дружески положив руку на его плечо. И вообще, откуда родом?

— Я из Нувейры, маленького городка, наверное, не знаете, — это южнее Эль-Файюма, — ответил Абдель Кадер и бросил настороженный взгляд на шагавших неподалеку офицеров, как будто ожидая, что они будут смеяться, услышав про его родную Нувейру. — Закончил три курса университета в Каире и вот, призвали… Второй год служу…

— И как, нравится? — спросил Полещук.

— Ничего. Терплю. Вы же понимаете, сейчас надо воевать, а потом, если Аллах пожелает, закончу учебу в университете.

— А откуда про „Шрайки“ знаешь? — спросил Полещук и посмотрел на Агеева. Тот молча топал по песку, изредка поглядывая на Полещука. Рядом с советником маленькой толпой, что-то громко обсуждая, шли офицеры роты.

— Да любопытно мне. Услышал — спросил. — Абдель Кадер повернул голову в сторону группы офицеров. — Не от них узнал, от других. И не подумайте, что я боюсь „Шрайков“, нет, просто мне интересно…

Около станции П-12 расселись в кружок, и капитан Агеев продолжил занятие, рассказывая египтянам о радаре, его тактико-технических характеристиках, особенностях работы. Полещук переводил, изредка уточняя у офицеров тот или иной термин. Пару раз по этому поводу возникали бурные дискуссии, Агеев, непонимающе крутил головой и успокаивался, услышав от Полещука суть спора. Солнце припекало, и когда переместились к позиции второго радара, устроились под тентом, из-под которого антенный комплекс П-15 не был виден.

Полещук приятно удивлялся тому, что капитан Агеев, не пользуясь никакими конспектами, свободно рассказывал об обеих радиолокационных станциях, сыпал цифрами, писал палочкой на песке формулы (вводя его в затруднительные объяснения, но офицеры-технари понимали их без перевода), отвечал на вопросы.

К концу занятия подошел капитан Набиль. Он пожал руку Агееву и Полещуку, приветственно кивнул поднявшимся офицерам роты, показав жестом садиться, снял с головы кепи и, промокнув чистейшим платком лоб, сел сзади на складной стул, принесенный солдатом.

Внезапный порыв ветра ударил по брезентовому тенту, его края шумно зашелестели, песочная пыль желтым облаком ворвалась внутрь. Кто-то закашлялся.

— Это все теоретическая часть, — подводил итог советник Агеев, рукой вытирая глаза. — Завтра мы ее продолжим. А потом займемся практической работой на станциях.

Он посмотрел на командира роты. Набиль выслушал перевод Полещука и молча кивнул головой в знак согласия. Потом достал из кармана платочек и стал вытирать лицо. Белоснежная ткань потемнела. Набиль скомкал платок и сунул его в карман.

— А теперь, товарищи офицеры, я хотел бы ответить на вопрос товарища… — Агеев запнулся и повернулся к Полещуку.

— Лейтенанта Абдель Кадера, — подсказал Полещук.

— На вопрос Кадера по поводу американских ракет типа „Шрайк“. — Агеев чуть задумался и продолжил:

— Такая противорадиолокационная ракета оснащена пассивной головкой самонаведения и может работать только против цели, то есть радара, работающей в определенном диапазоне частот. Есть несколько вариантов этих головок самонаведения, которые перекрывают отдельные, но не все, рабочие диапазоны РЛС. Поэтому эффективность „Шрайков“ достаточно низкая. А чтобы обезопасить станцию от попадания этой ракеты надо сменить частоту или, что намного лучше, как я уже сказал Кадеру, выключить радар.

— Но выключение радара, находящегося на передовой линии фронта, будет иметь нежелательные последствия для ракетных дивизионов, которые за нами, — сказал капитан Набиль и поморщился. — Мистер Юрий, ведь мы им даем целеуказания.

— Это верно, не буду спорить, — согласился Агеев. — Но, товарищ капитан, что лучше: сохранить станцию для дальнейшей боевой работы или…? Тем более, дивизионы не ослепнут, у каждого зенитно-ракетного комплекса есть свой радар. К тому же мы выключаем излучение всего на несколько секунд…

Правильно Юра рассуждает, подумал Полещук, глядя на удовлетворенное лицо Набиля, похоже, согласившегося с мнением русского советника. Может, и свое предвзятое отношение к Агееву изменит? Было бы здорово, а то весь негатив в какой-то степени всегда отражается на переводчике. Сколько раз такое было…

В конце февраля с большим трудом из-за тяжелого каменистого грунта закончили инженерное дооборудование позиций 6-й радиотехнической роты, саперы установили по периметру минные поля, опоясали роту колючей проволокой. Свободной осталась лишь дорога, ведущая вниз к подножию горы, где расположились тылы, и далее — к поселку Фаид, в котором теплилась жизнь, ковырялись в земле феллахи, и где можно было полакомиться фруктами, традиционной арабской едой, вроде куфты или кебаба, выпить бутылочку ледяной „Кока-Колы“. Наверху, у дороги установили ДШК, позиции „зушек“ [спаренных зенитных установок ЗУ-23] оборудовали около радаров. Все тщательно замаскировали.

Капитан Агеев, закончив тренировки с офицерами роты, которые довольно быстро усвоили все необходимое, целыми днями пропадал на станциях, ковырялся в блоках, чего-то налаживал, паял, менял, проверял. Выносной ИКО [индикатор кругового обзора] установили, говорил он, чеша затылок, а сопряжение не получается. Полещук кивал головой, не очень понимая эту проблему, и какое-то время крутился рядом, но, вскоре поняв, что он советнику в этих делах почти не нужен, сидел на КП роты, пил с египтянами чай или бесцельно слонялся по позициям, мечтая о поездке в Каир. Пока выезжать им запретили. Батальонный советник в Абу-Сувейре, которому Агеев регулярно докладывал по телефону о ходе подготовки станций к боевой работе, на все просьбы об отпуске сопел в трубку и говорил:

— Не разрешаю! Каир запретил! Обживитесь там основательно, наладьте аппаратуру, а там посмотрим. Душ принять? Потерпите немного или к летунам смотайтесь на полевой аэродром… Да рядом с вами, пара-тройка километров…

— Товарищ подполковник, две недели уже здесь торчим, — возмущался Агеев. — Завшивеем же… А у летчиков водопровод перебило, Полещук звонил им, узнавал… Так точно, понял!

Агеев втыкал трубку в коричневый эбонитовый корпус полевого телефона и, тяжело вздохнув, понуро шел на станцию. Полещук ничего не спрашивал, и так было понятно, что их „фантазия“ в Каир опять накрылась.

…Мирван Хасан (он же „Рамзес“) вылез из салона такси — обшарпанного старенького Мерседеса (свой шикарный и очень приметный автомобиль пришлось оставить в Гелиополисе), наклонился, якобы отряхивая брюки, и проверился. Не заметив ничего подозрительного, он направился к пирамиде Хеопса, где, как всегда роились многочисленные туристы. Рамзес взглянул на циферблат наручных часов, стрелки приближались к одиннадцати утра, до встречи с человеком из Моссада оставалось несколько минут. Он ускорил шаг, внимательно разглядывая попадавшихся на пути людей, арабов и иностранцев, автоматически пытаясь вычислить человека, с которым ему предстояло встретиться. Бесполезно, подумал Мирван, не японец же он, хотя, Аллах знает, кого эти хитроумные евреи могут сюда направить?!

Он сориентировался по Сфинксу, подошел к правой грани пирамиды и остановился. Никого, если не считать вездесущих египетских мальчишек, карабкавшихся на пирамиду, и двух полицейских, криками гнавших их оттуда вниз. Ну, и торговцев, назойливо предлагавших туристам терракотовые статуэтки и прочие „древности“, якобы найденные в захоронениях фараонов. Мирван прислонился к огромному каменному блоку, потрогал рукой его зернистую нагретую солнцем поверхность, и задумался. Вот она вечность… не боятся времени пирамиды, время боится их…

— Мумкин хадритак аиз хагя мин хагят ди? [Может, господин желает что-нибудь из этого? — егип. ] — спросил, появившийся, как джинн из бутылки, торговец в застиранной галабийе и намотанном на голове арабском платке с кошелкой, из которой торчали терракотовые фигурки.

Мирван взглянул на него и отмахнулся:

— Рух! Муш аиз хагя! [Пошел вон! Ничего не нужно! — егип. ] Я что сказал — рух!

Но торговец не собирался уходить. Он поставил кошелку на песок, снял солнцезащитные очки и Мирван столкнулся с жестким взглядом его необычных для египтянина серо-голубых глаз.

— Аль-гяв мумтаз ин-нагарда! [Сегодня прекрасная погода! — егип. ] — сказал торговец древностей, и до Мирвана внезапно дошло, что тот произнес фразу пароля.

— Аль-гяв мумтаз у нус! [Погода вдвойне прекрасная! — егип. ] — наконец ответил условной фразой Мирван, все еще продолжая сомневаться. Он вспомнил предыдущие контакты с кураторами из Моссада и еще раз внимательно посмотрел на торговца. Тот опустился на корточки и стал доставать из грязной кошелки маленькие фигурки фараонов, сфинксов, анубисов и прочих богов древнего Египта.

— Шуф, я мугандис! [Посмотри, уважаемый! — егип. ] — продолжал незнакомец, — Какие бесподобные вещи я тебе предлагаю. За совсем небольшую цену. Только для тебя, господин!

Мирван растерялся. Он еще раз посмотрел на высокого голубоглазого торговца и почти прошептал:

— Рух! Ав инта муш фагим? [Пошел! Или ты не понимаешь? — егип. ]

— Халас, — сказал „торговец“, криво улыбнувшись. — Все, закончили прелюдию, Рамзес, давайте по делу. Меня, кстати, зовут Мухаммед Саид. И нечего оглядываться, нас здесь никто не видит. Точнее, не знает. Ялла, мне нужна информация насчет прибытия русских частей в Египет. Кстати, ваши данные о разведке канала вашим батальоном оказались верными, мы приняли меры. Можете посмотреть счет в известном вам банке, он существенно прибавился. Итак, о русских.

— Мухаммед, я не понимаю, за кого вы меня принимаете? — на всякий случай сказал Мирван, оглядываясь вокруг.

— За Рамзеса, — ухмыльнулся „торговец“. — Не мумию, конечно, — я видел ваше фото. Говорите, у нас мало времени. Ну, Рамзес…

И Рамзес торопливо заговорил. Он рассказал о том, что русская дивизия ПВО с ракетами САМ-3 [125-й ЗРК „Печора“] и самолетами МиГ-21МФ вот-вот должна прибыть в Египет, но когда и каким путем, он не смог узнать. Об этом не знает никто, сказал он шепотом, даже в Генштабе. Все делают русские… Это все, что мне известно.

Мирван вытащил из кармана платок, вытер вспотевший лоб и замолчал, глядя на „торговца“.

— И это вся информация? Мы это уже знаем. Что еще?

— Ах, да! — вспомнил Мирван. — 20 февраля в Каир прибыла группа русских офицеров высокого ранга. Они до сих пор здесь, в Египте. Контролируют, как я понял, ход строительства ракетных позиций. Вот микропленка со схемами.

Он оглянулся и достал из нагрудного кармана пиджака миниатюрную кассету.

— Что же вы самое главное забываете? — нахмурился „торговец“ и взял черный цилиндрик с пленкой. — И не оглядывайтесь вы каждый раз!

…Хагай Леви еще раз пожалел, что поддался на уговоры Моссада и генерала Цура и согласился выполнить это задание. Ситуация сложилась почти патовая для спецслужб Израиля: сотрудник Моссада, которого долго и тщательно готовили для отправки в Каир, внезапно заболел, а его дублер, 40-летний совершенно здоровый мужчина неожиданно скончался от инфаркта. Оказалось, в конторе весьма ограниченное количество сотрудников по сравнению с военной разведкой, и найти моссадовца с соответствующей внешностью, свободно владеющего египетским диалектом было весьма проблематичным. Точнее, почти невозможным. После срочных переговоров руководства Моссада с Генштабом, в которых участвовали начальник разведуправления [АМАН] Элияху Ярива и шеф Моссада Цвика Тамир, генерал Мордехай Цур вызвал его, командира „Шфифона“, и предложил поработать на Моссад. „Мы все обговорили на самом высоком уровне, — сказал он. — В конце концов, делаем общее дело, а лучше тебя в этой операции я никого не вижу. Но не хочу приказывать. Давай, расан, соглашайся!“ Леви никому не рассказывал о встрече с русским переводчиком в пустыне под Рас-Гарибом, ибо пришлось бы давать пояснения, почему он, профессионал, грубо нарушил железное правило спецназа: ликвидировать любого, кто даже теоретически мог помешать выполнению задачи в тылу врага. По сути, он засветился, причем дважды, если приплюсовать Роду. И его предстоящее появление в Египте может подставить под удар (или вообще сорвать) операцию Моссада, от успеха которой зависит… Даже страшно представить, насколько важна информация, которую ему предстоит получать от агента в Каире! Но, с другой стороны, размышлял Хагай Леви, вероятность еще раз встретить русского в мегаполисе почти равна нулю. И потом — он же не египетский контрразведчик, а всего лишь русский переводчик! Разумеется, он не мог не сообщить кому-то из египтян… Возможно, в их контрразведку… Даже то, что мальчишка был тогда напуган до смерти, еще ни о чем не говорит… Мог! Ну, и что?… Леви не стал ничего говорить генералу Цуру, а лишь молча кивнул головой — согласен!

После сокращенной до предела подготовки с отработкой легенды (уроженец пригорода Александрии, потерял дом и семью в северной зоне канала, вынужден скитаться и зарабатывать мелкой торговлей — чем попало), Хагая Леви снабдили поддельными документам, деньгами, портативной рацией, компактным автоматическим „Кольтом“, и высадили ночью с маленького вертолета неподалеку от Исмаилии. Трехместный „Белл-47“ летел на максимально малой высоте, вне видимости египетских радаров, а символические беспокоящие удары Хель Хаавир севернее и южнее района высадки отвлекли внимание египтян от места приземления вертолета. Ранним утром, пройдя пару километров до Исмаилии, Леви сел на попутную машину и оказался в Каире. Документов никто не спрашивал: замызганный египтянин с жалкой кошелкой, явно потерявший все, что у него когда-то имелось, ни у кого не вызывал подозрения. Даже, несмотря на высокий рост. Впрочем, глаза частенько приходилось прятать за старенькими темными очками. „Беацлаха, Хагай! — вспомнил Леви пожелания генерала Цура. — Никогда не забывай про свои глаза! И не устраивай бойню в центре Каира. — Он засмеялся. — Работаешь тихо и один, то есть, без анашим из „Шфифона“. Прикрывать будут другие… Беацлаха! Удачи!..“

— Что за схемы на пленке? — спросил он Рамзеса. — Вам же четко обозначили задачу, если это не то, что нам нужно, вам не заплатят!

— Я понимаю, — сказал Мирван. — На пленке схемы дислокации средств ПВО Египта, включая строящияся позиции зенитно-ракетных дивизионов… Часть которых контролируют сейчас русские. — Он вновь достал платок и стал вытирать лицо.

„Хара, подумал Леви, глядя на Рамзеса, — дерьмо египетское! Все продает, хайван высокопоставленный! Что ему денег мало? И как он эту одежду скромненькую натянул на себя, ведь явно ее стесняется!“

Леви люто ненавидел предателей всех мастей и национальностей. Даже понимая исключительную важность информации, которую поставлял и поставляет за деньги этот молодой холеный египтянин, родственник Насера, он ненавидел его ничуть не меньше, чем любого другого предателя. И с огромным трудом старался это скрыть…

— Мало, Рамзес, очень мало, — жестко сказал он. — Не знаю, что там за документы на пленке, но, если вам верить, и такая информация почти ничего не стоит. Даже ломаного египетского пиастра. Надеюсь, вы догадываетесь, что наша воздушная разведка четко фиксирует все в зоне канала и в глубине территории… — Леви ухмыльнулся. — Нам нужно больше: где, когда и конкретно какие силы Советов (с указанием частей и подразделений) высадятся на территории Египта. Более того, нам нужны сведения о новейших типах боевой техники и вооружения русских, которые будут в зоне канала.

— Это будет очень сложно узнать, — потупил голову Рамзес. — Дело в том, что меня начали подозревать, я заметил это после истории с батальоном.

— Ну, и…?

— Отношение изменилось. В Генштабе стали как-то присматриваться, странно поглядывать…

— Возможно, вам показалось, Рамзес, не берите в голову! Хотя, конечно, старайтесь примечать. А кто, кстати, присматривался?

— Генерал Мустафа Хамди, замминистра обороны. Очень подозрительно смотрел…

— Ладно, будьте более внимательным. И главное — любая информация о русских. Максимально оперативная. Связь — на вас выйдут в самое ближайшее время и сообщат место тайника. Халас. Все.

„Торговец“ взял свою грязную кошелку, вытащил из нее фигурку Анубиса, сунул ее Мирвану, поправил платок на голове и с причитанием, что никто не покупает его дешевый товар, мгновенно исчез. Его незаметно проводили взглядом два человека из группы обеспечения встречи с агентом, ничем не выделявшиеся в толпе обычных туристов.

Мирван осмотрелся. Не изменилось ничего: так же бродили туристы, сновали торговцы сомнительными древностями, ребятишек на пирамиде уже не было, полицейские стояли возле верблюдов, на которых визжали женщины, боясь опуститься на землю. Солнце было почти в зените, становилось жарко.

Мирван Хасан пошел к стоянке такси. Настроение у него было хуже некуда, ведь он отдал куратору Моссада не самую свежую информацию, действительно мало чего стоящую. Кроме, пожалуй, схем. А вдруг заплатят, мелькнуло в голове, а нет — так я же патриот, в конце концов, и это здорово — ввести евреев в заблуждение. Эта мысль окончательно успокоила Рамзеса, он швырнул Анубиса в песок, уже не проверяясь, сел в такси и приказал ехать в Гелиополис.

…Поздним вечером в Булаке, одном из бедных районов Каира, заговорил радиопередатчик „Делко 5300“. Шифрованное сообщение Хагая Леви полетело в штаб-квартиру Моссад в Тель-Авиве. В одном из помещений здания „Хадар Дафна“ на бульваре царя Саула возникло оживление.