"Савелий Леонов. Молодость " - читать интересную книгу автора

деньги... Но едва сыграли свадьбу, как надежда Бритяка рухнула: шурин
обманул, не дав зятю ни гроша. И криворотая со дня замужества превратилась в
доме Бритяка в бесправное и постылое существо - виновницу всех бед и
несчастий.
Прошлогодний купеческий заезд в Жердевку совпал с рождением у Афоньки
второго сына. Михал Михалыч выпил больше обыкновенного и, расчувствовавшись,
согласился быть крестным.
Про себя он соображал:
"Теперь я тут свой. Не то еще придется на постоялом с конокрадами
ночевать".
"Под большим-то деревом и гриб вольготнее растет", - прикидывал в свою
очередь Афонька.
С той поры жердевцы как-то по-особенному смотрели на Бритяка. Они
понимали, что не сегодня-завтра этот хорек полезет в гору...
Гость весело балагурил. На столе появились подарки - кумовьям,
крестнику. Годовалый Ефимка забрался на колени к Рукавицыну и чуть не
замочил плисовых купеческих шаровар, чем вызвал в горнице не малый шум и
треволнение.
Рукавицын вспомнил о семье.
- Пашка-то мой, - он тряхнул подстриженными в скобочку волосами, - тоже
годовалый, шельмец. Сидит теперь, пятаки на ковре раскладывает. Вот оказия!
Никаких игрушек не принимает, окромя пятаков!
- Потомственный купчик! - подпрыгнул Афонька. - Сызмальства денежный
нюх имеет... Поскупился ты, куманек, на деточек, - упрекнул он, пугаясь
своих слов, но остановиться уже не мог. - При эдаком капитале - один сын!
Единственный, значится, наследник! Пресвятая богородица...
Рукавицын, крякнув, нахмурился. Вытер о полотенце руки и медленно, с
достоинством полез из-за стола.
- Не обессудь, желанный, чем бог послал, - взмолился Бритяк дрожащим
голосом. - Да куда же ты, Михал Михалыч? Неужто о возах беспокоишься? Кобель
спущен с цепи. Ребята старательные - всю ночь прокараулят. Эй, Тимоха!
Петрак!
Через порог шагнул, в дымке холода, широкоплечий Тимофей. Сдернул с
головы баранью шапку, смущенно опустил обожженное стужей лицо. За Тимофеем
стоял Петрак, криворотый и нескладный, весь в мать.
- Ну, цыплятки, управились? - подскочил Бритяк. - Скотинка накормлена,
напоена? Всем на сон грядущий подостлано? Нигде не дует? Ни ветру, ни вору
не пролезть - одному всевышнему дорожка чиста, пташки?
Его крылатые ноздри трепетали. На глазах блестела влага.
- Вот, кум, гляди: работник и сын. Никакого различия. Сусед Викула, не
к ночи будь помянут латрыга, перед смертью просил благодетельствовать
сироту... Что ж? Или на мне креста нету? Взял голопузого подростка, прибил к
делу. А теперь, дуй его горой, видишь, какого вырастил! Женил, леску для
избенки дал. Не в моих правилах обиду чинить. Обзавелся Тимоха детьми на
манер порядочного человека. Да какими детьми!
И Афонька, хлопотливо откупоривая новую бутыль вишневой, рассказывал,
как проезжал деревней чужой барин, спросил женщину с ребенком у груди:
"Далеко ли, тетка, до города?" Тетка оторопела, не нашлась сразу... Но
ребенок поднял черную головенку и, сглотнув молоко, ответил: "Оснадцать".
Барин побледнел. Тройка сорвалась и понесла вскачь, оставляя позади