"Савелий Леонов. Молодость " - читать интересную книгу автора

дымящиеся кучи золы, собачий лай и суматоху насмерть перепуганных кур... А
Ильинишна, жена Тимофея, спохватившись, кричала вслед: "Истинную правду
Степка говорит! Оснадцать верст! Он у нас, аспид, все знает - ему четвертый
годок!"
Тимофей, слушая, отвел усталый взгляд от выщипанной бороденки хозяина.
Однако гость успел прочесть в открытом и мужественном лице сына Викулы
бессильную ярость и негодование.
- Бедность - наказанье господне! - сочувствовал Бритяк. - Разве я, кум,
не понимаю? Сам, поди, начал жить: с гвоздя!
Поблагодарив за хлеб-соль и угощение, Рукавицын не спеша пошел во двор,
напевая:

Ванька-ключник, злой разлучник,
Разлучил князя с женой...

Завернулся с головой в тулуп, сунул под полу дубину и, качнувшись от
выпитой настойки, улегся на возу поверх тюков...
Проснулся он поздно утром, с ломотой во всем теле, с шумом и болью в
висках, покрытый испариной.
"Эк развезло меня от вишневой-то. Фу! Верст двадцать отмахал бы,
пожалуй. Который час?"
Повернувшись, купец заметил, что лежит не на возу, а в горнице на
теплой лежанке.
Мерно тикали ходики, но взгляд почему-то упал на спасителя, все так же
благословляющего тремя перстами. Босиком по земляному полу прошла Афонькина
жена. Увидав поднявшегося гостя, криворотая сказала:
- Перенесли тебя, кум. Больно морозило ночью-то. Михал Михалыч поспешно
оделся и выбежал во двор.
Очутившись под навесом, где вечером ставили возы, он как бы позабыл,
что ему надо.
На середине чистого, необыкновенно просторного двора стоял Афонька,
опираясь на метелку.
- Кум! - крикнул Рукавицын задохнувшись. - А товар?...
Афонька поднял бесцветные, крайне удивленные глаза, поскреб ощипанную
бороденку.
- Откуда? - спросил он. - Чей будешь?
Купец пошатнулся, шапка упала. Спутанные волосы, тронутые ветром,
зашевелились на голове,
- Афанасий... не убивай!
- Как ты попал на мой двор? - наступал Бритяк подбоченясь. - Чем тебе
христианская душа моя помешала, бродяга?
- А-а! - взвыл Рукавицын, только теперь поняв все. Он двинулся на эти
бесцветные, немигающие глаза.
- Сказывай, где? Из-ни-что-о-жу!
Позади хрустнул снег. Купец оглянулся. В двух шагах стояли Петрак и
Афонькина жена. Один держал вилы-тройчатки, другая - дубину, взятую с
купеческого воза.
Рукавицын как-то сразу обмяк, съежился. Он вспомнил что-то далекое,
страшное: может быть, минуту убийства, когда нападающим был сам...
- Тимо-о-оха! - закричал краснорядец, живо представив себе обожженное