"Борис Леонтьев. Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера" - читать интересную книгу автора

безмолствовала.
- Социальное положение?
Пошла стандартная процедура допроса, общая для всех
округов страны c территориально-милицейскими формированиями.
Гражданин Суржанский быстро освоился и отвечал на вопросы
следователя более уверенно. Простые человеческие чувства вновь
соединились c партответственной душой, насквозь пропитанной
последними решениями немешаевского партактива.
Дойдя до "Есть ли родственники за границей?", следователь
отложил в сторону ручку. "А к чему все эти формальности? -
подумал он. - Все равно этот тип - участник меньшевистского
заговора. Очень кстати..."
- Слушай сюда, контра, - сказал он. - Если ты мне
сейчас не скажешь, кому, когда, где, при каких обстоятельствах
и за сколько продал самое святое, что тебе доверила партия, я
из-под твоей вражьей шкуры все повытаскиваю и твоим дружкам,
антантским собакам, скормлю. Ты понял, ишак подорванный?
Ираклий Давыдович покорно кивнул и изобразил на своем лице
полное понимание.
- Кому, оленевод твою мать, партийный билет продал? -
еще раз спросил следователь и, достав из кобуры револьвер
системы Смит и Вессон, почесал им затылок.
- Клянусь честью, я не продавал! Я не продавал, гражданин
следователь, слово коммуниста... Понимаете, в среду утром, вы
помните, тогда еще снег шел, такой большой снег, мокрый, билет
у меня был. Я помню, был. Ведь так? Так.
- Ты что мне тут горбатого к стенке лепишь?
- Я не леплю, товарищ следователь.
- Как же не лепишь, когда лепишь?
- Понимаете, в среду утром...
- Нет, этот оленевод меня запарил!
- ...вы помните, тогда еще снег шел, такой большой снег,
мокрый...
- Видимо ты, волчина контрреволюционная, так ничего и не
понял. Ну что ж, придется чистить харю!
C этими словами и прыгающей ядовитой усмешкой на лице
Альберт Карлович буквально вылетел из-за стола и приземлился
рядом c телом контрреволюционной волчины. Тут он вытащил из
кобуры револьвер, крутанул пару раз вокруг пальца и начал
трясти оружием перед потной физиономией Суржанского.
"Будет бить!" - сообразил Ираклий Давыдович и зажмурил
глаза.
Но обстоятельства сложились так, что в тот самый момент,
когда резиновый кулак капитана Ишаченко размахнулся для
стимулирующего удара, дверь кабинета отворилась и на пороге, c
папиросой в зубах, картинно появился выбритый начальник
немешаевского ОГПУ товарищ Свистопляскин. Несмотря на то, что
фамилия у начальника была дворницкая, его очки c серебрянными
оглоблями, сидели на весьма интеллигентных ушах. Весь его вид
как бы говорил: "Я ни разу в жизни не бил человека. А те, кого